Джулия Куин - Десять причин для любви
— Должно быть, это было ужасно.
— Не все. На войне бывают разные дни. Но то, что вспоминается мне по ночам… — Он закрыл на миг глаза, не в силах изгнать из памяти едкий запах порохового дыма, крови и — хуже всего — орудийного грома.
Она положила ладонь на его руку.
— Мне очень жаль.
— Сейчас уже не так плохо, как было раньше.
— Это хорошо. — Она ободряюще улыбнулась. — Что изменилось? Как вы думаете?
— Я… — Но нет, не мог он это сказать. Не мог рассказать ей. Пока не мог. Как мог он поведать ей о своем писательстве, когда даже не знал, понравилось ли ей прочитанное? Его совершенно не тревожило, что Гарри и Оливия считают романы Горли такими ужасными… ну, может, не совсем… Однако если Аннабел их возненавидит… что-то изменится в его жизни далеко не в лучшую сторону.
Этого он не вынесет.
— Думаю, что время берет свое, — сказал он. — Говорят, что оно залечивает все раны.
Она снова кивнула, этим маленьким движением, которое — ему приятно было так подумать — мог заметить только он. Затем она с любопытством посмотрела на него.
— В чем дело? — спросил он, видя, что она нахмурилась.
— Я подумала, что глаза у вас точно такого цвета, как мои, — с удивлением заметила она.
— Только подумать, какие у нас будут чудесные сероглазые дети, — выпалил он, не успев подумать.
Взгляд ее помрачнел, и она отвела глаза в сторону. Проклятие! Он вовсе не собирался на нее давить. По крайней мере, не так скоро. Сию минуту он был просто счастлив. Идеально и уютно. Он рассказал другому человеческому существу один из своих секретов, и небо не рухнуло на землю. Поразительно, как великолепно он себя почувствовал.
Нет, это было неправильное определение. Это его огорчило уже как литератора. Его ремеслом было подбирать правильные слова и выражения, а тут он не знал, как правильно выразиться… Он ощутил подъем, невесомость, облегчение… И в то же время ему хотелось закрыть глаза, положить голову на подушку… рядом с ее головой и заснуть. Он никогда ничего подобного не испытывал.
А теперь он взял и все загубил. Она уставилась в землю, лицо ее вдруг осунулось. С него сбежала вся краска.
Это шло изнутри. И это разбило ему сердце.
Он внезапно увидел будущее… ее жизнь в качестве жены его дяди. Жизнь со стариком не сломает ее, но вытянет из нее все соки… иссушит.
Он не мог этого допустить. Просто не мог, и все!
— Вчера я попросил вас выйти за меня замуж, — произнес он.
Она отвела взгляд. Не стала смотреть на ноги, но и на него смотреть не стала.
У нее не было ответа. Он был потрясен, насколько это его уязвило. Она даже не отказывала ему, только просила у него еще времени.
Молча просила, поправил он себя. А может быть, еще точнее было бы сказать, что она избегала этого вопроса.
Но все же он ведь просил ее выйти за него замуж. Это факт! Она что, полагает, он легко, играючи сделал такое предложение? Он всегда считал, что когда наконец решится предложить женщине выйти за него замуж, эта женщина зальется счастливыми слезами и будет вне себя от радости и восторга. Радуга засияет на небе, над головой затанцуют бабочки, и весь мир запоет, взявшись за руки.
И по крайней мере она скажет ему «да»! Он не считал себя мужчиной, которому женщина может сказать нечто противоположное.
Он поднялся на ноги, слишком взволнованный, чтобы продолжать сидеть. Весь его покой, вся счастливая невесомость пропали без следа.
Что, черт возьми, ему делать теперь?
Глава 20
Аннабел наблюдала, как Себастьян пошел к воде. Он остановился у самого края, так что почти замочил ботинки, и посмотрел на противоположный берег, замерев в позе напряженной и непреклонной.
Это было так на него не похоже. Как будто перед ней был другой человек.
Себастьян всегда двигался грациозно, держался раскованно. Каждое его движение напоминало своеобразный танец, каждая улыбка — скрытую поэму. А сейчас все было как-то неправильно… Это был не он.
Когда она успела так хорошо его изучить, что могла по линии спины сказать, что с ним не все ладно? И почему ей было так больно от этого? Неужели она так хорошо его знает? Когда же она успела его изучить?
Прошла, казалось, целая вечность, пока он повернулся к ней и произнес с терзающей сердце формальностью:
— По вашему молчанию я могу рассудить, что у вас нет для меня ответа.
Она слегка дернула головой. Крохотное движение, подтвердившее его слова.
— Это подрывает мою уверенность в себе, — продолжал он, — если взглянуть на происходящее сточки зрения психологии.
— Все так сложно, — промолвила Аннабел.
Он скрестил руки на груди и вопросительно вздернул бровь. В мгновение ока он вдруг сделался прежним, самим собой. Напряженность пропала, сменившись легкой непринужденностью, и когда он направился к ней, держался с той неуловимой грацией, которая так ее покоряла.
— Это вовсе не сложно, — сказал он. — Ничего не может быть проще. Я попросил вас выйти за меня замуж, и вы совсем не против. Все, что от вас требуется, — это сказать «да».
— Я не говорила…
— Но вы этого хотите, — произнес он с невероятной раздражающей уверенностью. — Вы же знаете, чего хотите.
Конечно, он был прав, но Аннабел не могла не рассердиться на его дерзкую самоуверенность.
— Вы слишком уверены в себе.
Он сделал еще шаг к ней и обольстительно улыбнулся:
— А разве у меня нет для этого оснований?
— Моя семья… — отчаянно прошептала она.
— С ней все будет в порядке. — Нежно тронув пальцем ее подбородок, он повернул ее личико к себе. — Я не нищий, Аннабел.
— Но нас восемь человек.
Он обдумал ее слова.
— Голодать, конечно, никто не станет, но, возможно, придется поужаться.
Она невольно улыбнулась. Ей не нравилось, что он может ее рассмешить даже в такой момент… Но она это обожала. Нет, она обожала его. Она его любила!
О Боже!
Аннабел отпрыгнула назад.
— Что такое? — спросил он.
Она помотала головой.
— Скажи мне, — настаивал он и, взяв ее за руку, притянул к себе, — что-то сейчас произошло. Я увидел это по твоим глазам.
— Но, мистер…
— Себастьян, — напомнил он, касаясь губами ее лба.
— Себастьян, — почти прохрипела она. Ей было трудно говорить, когда он стоял так близко. Трудно было соображать.
Его губы легко и нежно прошлись по ее щекам.
— У меня есть способ тебя разговорить, — прошептал он.
— Ч-что?
Он стал чуть покусывать ее нижнюю губку, затем перешел на ушко.
— Что ты теперь чувствуешь? — спросил Себ.
