Джулия Куин - Точно как на небесах
Гонория с ужасом и восхищением посмотрела на тетушку. Неужели она действительно помнит такие детали, или она их записывает?
– Филиппа в положении, – заметила Айрис.
– Я знаю, – ответила тетушка Шарлотта. – Ей осталось меньше месяца, бедняжке, и она просто огромна. Возможно, она бы справилась со скрипкой, но не с фортепиано.
– Кто играл до Филиппы? – спросила Дейзи.
– Никто.
– Такого не может быть, – произнесла Гонория. Восемнадцать лет концертов, и Смайт-Смиты породили только двух пианисток?
– Но это так, – подтвердила тетушка Шарлотта. – Я удивилась не меньше твоего. Я специально проверила все программки. Обычно мы играли в составе двух скрипок, альта и виолончели.
– Струнный квартет, – пояснила без всякой необходимости Дейзи. – Классический набор четырех инструментов.
– Значит, мы отменяем представление? – спросила Айрис, и Гонории пришлось кинуть на нее предупредительный взгляд. Айрис выглядела слишком обрадованной.
– Ни в коем случае, – провозгласила тетушка Шарлотта и указала на незнакомку, стоявшую рядом с ней. – Познакомьтесь: мисс Уинтер. Она заменит Сару.
Они все повернулись к темноволосой гувернантке, тихо стоявшей чуть позади тетушки Шарлотты. Если говорить кратко, она была прекрасной. Все в ней было идеально, от сверкающих волос до молочно-белой кожи. Чудесный овал лица, полные розовые губы и длинные ресницы. Гонории подумалось, что они, должно быть, касаются бровей, если мисс Уинтер открывает глаза слишком широко.
– Ну, – прошептала Гонория Айрис, – по крайней мере никто не будет смотреть на нас.
– Она наша гувернантка, – пояснила тетушка Шарлотта.
– И она играет? – поинтересовалась Дейзи.
– Иначе бы я ее не привела, – нетерпеливо произнесла тетушка Шарлотта.
– У нас сложное произведение, – сказала Айрис, голос ее звучал почти грубо. – Очень сложное. Очень-очень…
Гонория толкнула ее локтем в бок.
– Она уже его знает, – ответила тетушка Шарлотта.
– Знает? – спросила Айрис, повернувшись к мисс Уинтер с недоверием и, если быть абсолютно честной, с отчаянием. – Действительно?
– Не очень хорошо, – мягко ответила мисс Уинтер. – Но я играла отрывки из него.
– Программы уже напечатаны, – попыталась в последний раз Айрис, – и там указана Сара.
– Забудьте, – раздраженно произнесла тетушка Шарлотта. – Перед началом мы сделаем объявление. Так всегда делают в театре. – Она махнула рукой в сторону мисс Уинтер, случайно задев ее плечо. – Считайте ее дублером Сары.
Повисла слегка невежливая тишина, и Гонория шагнула вперед.
– Добро пожаловать, – твердо произнесла она, так, чтобы Айрис и Дейзи поняли – им придется поступить так же. – Я очень рада познакомиться с вами.
Мисс Уинтер присела в едва заметном реверансе:
– И я, м…
– О, простите меня, – сказала Гонория. – Я леди Гонория Смайт-Смит, но, пожалуйста, если вы будете играть с нами, мы будем обращаться друг к другу по именам. – Она указала на своих кузин: – Айрис, Дейзи. Также Смайт-Смиты.
– Как и я когда-то, – перебила тетушка Шарлотта.
– Меня зовут Анна, – ответила мисс Уинтер.
– Айрис играет на виолончели, – продолжила Гонория, – Дейзи и я – на скрипках.
– Я оставляю вас четверых репетировать, – направившись к двери, произнесла тетушка Шарлотта. – У вас впереди трудный день.
Четверо музыкантов подождали, пока она ушла, а потом Айрис внезапно атаковала:
– Она ведь не больна, да?
Анна, явно удивленная яростью в голосе Айрис, переспросила:
– Прошу прощения?
– Сара, – вовсе не по-доброму пояснила Айрис. – Она притворяется. Я знаю.
– Я действительно не могу сказать, – дипломатично ушла от ответа Анна. – Я ее даже не видела.
– Возможно, у нее сыпь, – предположила Дейзи. – Кому захочется показываться на публике усеянной пятнами?
– Я не удовлетворюсь ничем, кроме неизлечимого увечья, – прорычала Айрис.
– Айрис! – осадила ее Гонория.
– Я не очень хорошо знаю леди Сару, – сказала Анна. – Меня наняли только в этом году, и ей не нужна гувернантка.
– Она бы в любом случае вас не слушала, – произнесла Дейзи. – Вы старше ее?
– Дейзи! – снова нахмурилась Гонория. Боже, как много ей приходится хмуриться.
Дейзи пожала плечами:
– Если она называет нас по именам, полагаю, я могу спросить, сколько ей лет?
– Больше, чем тебе, – отчитала кузину Гонория. – А значит – нет, не можешь.
– Это совершенно не важно, – легко улыбнувшись, ответила Анна. – Мне двадцать четыре. Моим заботам поручены Гарриет, Элизабет и Фрэнсис.
– Да помогут вам небеса, – прошептала Айрис.
Гонория не могла возразить. Три младшие сестры Сары поодиночке были милейшими девочками. Вместе, однако… Не зря Плейнсуорт никогда не страдал от недостатка драм.
Гонория вздохнула:
– Пожалуй, нам надо начать репетицию.
– Должна предупредить, – сказала Анна, – я не очень хорошо играю.
– Мы тоже.
– Неправда! – запротестовала Дейзи.
Гонория наклонилась, чтобы больше никто ее не услышал, и прошептала мисс Уинтер:
– Айрис довольно талантлива, и Сара была не так плоха, но Дейзи и я – ужасны. Советую вам набраться храбрости и терпения.
Анна, кажется, слегка забеспокоилась. Гонория пожала плечами. Скоро мисс Уинтер узнает, каково выступать на концерте Смайт-Смитов.
Или сойдет с ума.
Маркус приехал в Уинстед-Хаус заранее, хотя и не знал, где занять место – в переднем ряду или в последнем. Он купил цветы – не полевые гиацинты, их оказалось невозможно найти в Лондоне, а две дюжины ярких голландских тюльпанов.
Он никогда раньше не дарил женщинам цветы. Спрашивается – почему?
Маркус подумывал пропустить представление. Гонория очень странно вела себя на балу в честь дня рождения леди Бриджертон. Она, несомненно, сердилась на него. Маркус не имел никакого понятия за что. Гонория казалась необычно холодной, когда он в первый раз встретился с ней, вернувшись в Лондон.
Но потом, когда они танцевали…
Волшебно. Он мог бы поклясться, она тоже это почувствовала. Весь остальной мир как будто пропал, остались только они двое, и она ни разу не наступила ему на ногу.
А это уже было достижением.
Но возможно, ему показалось. Или чувство охватило только его. Поскольку когда музыка закончилась, Гонория разговаривала с ним очень раздраженно. Хотя она и сказала, что плохо себя чувствует, но отвергла все его предложения о помощи.
Маркус никогда не понимал женщин. Он думал, что Гонория – исключение, но, видимо, нет. И последние три дня он пытался понять, почему.
В конце концов он решил, что не может пропустить концерт. Это, как выразилась Гонория, традиция. Маркус посещал каждое представление. Если он не явится теперь, после того как заявил, что именно ради концерта так быстро вернулся в Лондон, Гонория воспримет это как пощечину.
