Рафаэль Сабатини - Лето Святого Мартина
— Они держат ее в заточении, месье, потому что хотят выдать замуж за Мариуса, — ответил Гарнаш, отчаянно пытаясь сдержать свой гнев.
— Это понятно.
— Но, месье, разве остальное не очевидно? Она обручена с вами… — Он запнулся. А его собеседник буквально упал в кресло, корчась от хохота.
В висках Гарнаша опять зашумела кровь, пока он, стиснув зубы, наблюдал этот приступ веселья и ждал, когда маркиз успокоится.
Он так закатывался, что Гарнаш стал молить Бога, чтобы маркиз не задохнулся от приступов хохота, разносившегося, несомненно, по всей гостинице.
— Месье, — язвительно сказал Гарнаш, — есть такая пословица: смех без причины — признак дурачины. Не о вас ли она?
Тот на секунду посерьезнел, а затем вновь захохотал.
— Месье, месье, — ловя ртом воздух, повторял он, — вы меня доконаете! Ради Бога, не глядите так люто. Разве моя вина, что я не могу остановиться? Комизм всей этой истории невероятен. Три года вдали от дома, и вот надо же, оказывается, девушка все еще хранит тебе верность и держится за обещание, когда-то данное ею. Послушайте, месье, вы наверняка многое повидали на своем веку и должны согласиться: в этом есть нечто противоестественное и до нелепого смешное.
— Моя бедная маленькая Валери! — брызгал он слюной, пытаясь удержаться от смеха. — Неужели она еще ждет меня, неужели все еще считает своим женихом? И поэтому отказывает братцу Мариусу! Смертоубийство! Этого я не переживу!
— Что ж, вполне возможно, месье, — прохрипел Гарнаш.
Он поднялся и встал лицом к лицу с этим не в меру веселым малым. Щеки его были бледны, а глаза яростно сверкали.
— А-а? — у маркиза от изумления открылся рот, и он наконец пришел в себя и сообразил, что дело принимает серьезный оборот.
— Месье, — холодно произнес Гарнаш, — правильно ли я понял, что вы не намерены быть верным вашему слову и жениться на мадемуазель де Ла Воврэ?
Маркиз слегка покраснел. Он тоже поднялся и посмотрел в упор на своего гостя. Лицо его приобрело высокомерное выражение, а глаза смотрели повелительно.
— Я думал, месье, — с достоинством протянул он, — я думал, когда приглашал вас за свой стол, что вы намерены быть полезным мне, хотя не знаю, чем я заслужил эту честь. Но вместо этого вы, кажется, явились сюда оскорблять меня. Вы мой гость, месье. Я прошу вас удалиться, прежде чем меня выведут из себя вопросы о вещах, касающихся только меня одного.
Он был прав, а Гарнаш — нет. Он не имел права влезать в личные дела мадемуазель де Ла Воврэ. Но к тому времени Гарнаш уже потерял способность рассуждать, и, кроме того, он был не тот человек, который мог бы вынести чужое высокомерие, даже в самой вежливой форме. Он пристально посмотрел через стол на вспыхнувшее лицо Флоримона, и его губы дрогнули.
— Месье, — проговорил он, — я вполне понял, что вы хотите сказать. Мне достаточно полуслова, как другому — целой фразы. Вы, хотя и в учтивых выражениях, но фактически назвали меня наглецом, и мне это не нравится.
— Вот как! — усмехнувшись и пожав плечами, произнес маркиз. — Ну, если вы так негодуете… — Его улыбка и жест дополнили смысл сказанного.
— Именно так, месье, — ответил Гарнаш. — Но я не дерусь с больными.
Флоримон наморщил лоб и озадаченно взглянул на него.
— С больными? — переспросил он. — Месье, не кажется ли вам, что вы похожи на пьяницу, который думает, что все вокруг пьяны, кроме него?
Гарнаш смотрел на него во все глаза. Сомнение, зародившееся в начале их встречи, стало медленно обращаться в уверенность.
— Я не знаю, отчего вы столь невоздержанны на язык, не от лихорадки ли?.. — начал было он, но маркиз прервал его.
— Вы ошибаетесь! — закричал он. — Нет у меня никакой лихорадки.
— Но как понимать тогда ваше письмо в Кондильяк? — спросил Гарнаш, от изумления не зная, что и думать.
— Письмо? Клянусь, я никогда не писал, что у меня лихорадка.
— А я клянусь, что писали.
— Значит, вы обвиняете меня во лжи?
Но Гарнаш сделал жест, призывающий маркиза прекратить взаимные оскорбления. Очевидно, произошло какое-то недоразумение, и от этой мысли гнев его остыл. Сейчас его единственным желанием было скорее все прояснить.
— Нет-нет, — воскликнул он. — Я только пытаюсь установить истину.
Флоримон улыбнулся.
— Я мог написать, что нас задержала лихорадка, но никогда не говорил, что больной — это я.
— Кто тогда? Кто еще? — выпалил Гарнаш.
— Ну, теперь мне все ясно, месье! Лихорадка у моей жены.
— Вашей?.. — Гарнаш не поверил своим ушам.
— У моей жены, месье, — повторил маркиз. — Путешествие оказалось слишком утомительным для нее, да еще при такой спешке.
Наступило молчание. Гарнаш с тоской думал о бедной невинной девочке, хранившей верность и преданность своему жениху, который вернулся из Италии… с женой.
Пока он так стоял, а Флоримон с любопытством разглядывал его, дверь открылась, и появился хозяин гостиницы.
— Месье маркиз, — сказал он, — прибыли два господина, которые хотят видеть вас. Один из них — месье Мариус де Кондильяк.
— Мариус? — удивился маркиз и свел брови на переносице.
— Мариус? — выдохнул Гарнаш, а затем, осознав, что убийцы наступают ему на пятки, выбросил из головы все лишнее. Ему самому надо было свести с ними счеты. Время пришло. Он повернулся на каблуках и выпалил, прежде чем успел все обдумать:
— Просите их наверх.
Флоримон удивленно взглянул на него.
— О, конечно, если месье угодно, — попытался сыронизировать он.
Гарнаш взглянул на него, а затем вновь на хозяина, стоящего в нерешительности.
— Вы слышали? — жестко сказал он. — Просите их наверх.
— Хорошо, месье, — ответил хозяин, закрывая за собой дверь.
— Ваше вмешательство в мои дела становится и в самом деле забавным, месье, — язвительно сказал маркиз.
— Когда вы узнаете, с какой целью я вмешиваюсь, вам это, возможно, не покажется таким уж забавным, — последовал столь же язвительный ответ. — В нашем распоряжении несколько минут, месье. Слушайте, я расскажу вам, зачем они прибыли сюда.
Глава XXI. ПРИЗРАК ИЗ ШКАФА
Первой мыслью Гарнаша было то, что теперь Флоримон мог бы, вместо того чтобы спасать Валери от Мариуса, поддержать своего брата и принудить ее к браку с ним. Но он вовремя вспомнил о том, что из рассказов самой Валери о Флоримоне сам же сделал вывод о его порядочности, и отогнал прочь свои сомнения. И все же парижанин не желал рисковать; его делом было служить Валери, одной лишь Валери, и любой ценой добиться ее окончательного освобождения из плена Кондильяков. Для этого он должен использовать даже гнев Флоримона, позволив ему узнать, что Мариус приехал в Ла-Рошет с намерением убить своего сводного брата. Гарнаш кратко рассказал ему о заговоре, с радостью отметив, что лицо маркиза вспыхнуло от гнева.
