Анри де Ренье - Грешница
Надо сказать, что, кроме того, очень хотелось знать, как на них скажется эта жизненная перемена и что станется с их любовным хозяйством, когда они столкнутся с новыми условиями. Верность нетрудная вещь для одиноких супругов, у которых не бывает поводов к сравнению и которые всегда и во всем имеют дело только друг с другом; но теперь весьма возможно, что будет иначе. Нельзя же быть уверенным, что мсье де Сегиран, который как раз в том возрасте, когда начинаешь замечать, что время идет и надо им шире пользоваться, не подпадет чарам какой-нибудь другой женщины. Очень может быть, что он, наконец, начнет приглядываться и прислушиваться, а это было бы несомненно прелюбопытное зрелище, ибо свою свободу он завоевывал бы так неловко и неуклюже, что стало бы чем позабавиться; но разве не было бы еще забавнее, если бы мадам де Сегиран вздумала ему подражать и пожелала использовать ради собственного удовольствия могущество своего очарования? При этой мысли переносчики вестей и любители скандалов потирали руки. Какой приятной темой для сплетен будет эта богомольная мадам де Сегиран! Все радовались заранее, но иные были не очень-то тверды в своих чаяниях. Разве не была застрахована мадам де Сегиран от заблуждений и ложных шагов своим искренним и усердным благочестием? А слава набожной женщины была так прочно установлена за мадам де Сегиран, что было слишком маловероятно, чтобы она могла когда-либо дать повод к такого рода повестушкам, которые любят рассказывать и которые составляют основу разговоров, их сущность и приправу.
Но все же не следовало терять надежды: разве не случалось видеть записных богомолок, которые, приберегая лучшую долю для Бога, уделяют частицу и людям, и, как эта частица ни мала, тем ее все-таки хватает на то, чтобы передавать ее друг другу, так что в конечном счете многим удается воспользоваться ею в свой черед? И мадам де Сегиран вполне могла быть из их числа, а никто, как они, дают пищу забавным пересудам, в которых трудно себе отказать. Однако, как бы там ни было, приходилось признать, что пока еще ничего не известно о свойствах добродетели мадам де Сегиран, ибо обстановка, в которой она жила до сих пор, не позволяла предпринять в отношении нее ничего серьезного, но вскоре предстояло увидеть, как оно на самом деле. Ввиду этого первейшие городские повесы давали себе зарок не пожалеть трудов для достижения своих целей. Приезд мадам де Сегиран расшевелил их самомнение, и каждый ожидал от нее того, чего, по его глубокому убеждению, она не могла предоставить никому, кроме него; и все же они поглядывали друг на друга недоверчиво, хотя каждый был о себе столь исключительного мнения, что мог бы не сомневаться в том, что будет предпочтен всякому другому. Мсье де Плантерез рассчитывал на свое красивое лицо, чья новизна уже снискала ему немало успехов; мсье дэз Эмери – на свое умение красно говорить и на некоторые свойственные ему вкрадчивые приемы, из коих он уже успел извлечь немало пользы. Мсье де Мэpaг был уверен, что его дородность и мощный вид окажут ему существенную поддержку. Один возлагал надежды на решительность; другой – на мягкость; но все готовились начать игру, где ставкой являлась мадам де Сегиран, а расплачиваться, само собой, пришлось бы мсье де Сегирану.
А потому удивление и недовольство этих красивых господ было немалое, когда они увидели, что пребывание в Эксе ни в чем не изменило привычек мадам де Сегиран. Если мсье де Сегиран и не прочь был появляться на людях, то того же нельзя было сказать про его жену. Мадам де Сегиран вела почти совершенно такую же жизнь, как и в Кармейране. И действительно, она принимала только обязательных посетителей и делала лишь необходимейшие визиты. Дверь ее чаще бывала заперта, нежели открыта. Она почти все время сидела дома, занятая вышиванием, чтением и молитвой. Если она выходила, то главным образом для того, чтобы посетить бедных или пойти в церковь.
Первой ее заботой по приезде в Экс было повидаться с добрейшим мсье Лебреном, который, как я уже говорил, скорее числился ее духовником, нежели был им на самом деле. Этот отличный человек рассчитывал, что, поселившись в Эксе, мадам де Сегиран ближе доверит ему попечение о своей душе, к которой последнее время она под разными предлогами его не слишком подпускала. Правда, милейший мсье Лебрен был не из тех священников, которые не дают покоя своим духовным дочерям и требуют от них неустанного усердия. Он не считал нужным водить их на помочах и охотно отпускал их одних с тем, чтобы они возвращались к нему в заслуживающих того случаях. Это облегчало ему его служение, чем он был весьма доволен, ибо добрейший мсье Лебрен часто говаривал, что голова у него слабовата и что все эти грехи, которые ему вливают в ухо, не по нему, равно как и лежащая на нем забота о душах. Но все же ему было немного обидно, что мадам де Сегиран так мало нуждается в его руководстве и до такой степени без него обходится; а потому он был приятно удивлен, когда мадам де Сегиран обратилась к нему с просьбой указать ей бедных людей, которым она могла бы помочь и которых ей можно было бы поддержать и утешить. Но вместе с приятным удивлением мсье Лебрен испытывал и некоторое замешательство. Мсье Лебрен был не очень-то осведомлен об этом разряде своего прихода. Он считал, что бедняки особо избраны и взысканы Богом и что не следует слишком стараться избавлять их от состояния, сулящего им на том свете обильные награды. Их жалкое положение в этом мире ограждает их от многих грехов и в то же время извиняет те, которые они могут совершить. Однако же, желая сделать удовольствие столь важной особе, как мадам де Сегиран, добрейший мсье Лебрен постарался добыть для нее нужные сведения, так что мадам де Сегиран вскоре оказалась снабженной необходимыми указаниями, с помощью которых могла приступить к делам благотворения. В несчастных и больных недостатка в городе не было. Мадам де Сегиран не замедлила познакомиться с наиболее достойными жалости. Она усердно их навещала, снабжала деньгами и лекарствами, входила в их лачуги, сидела у их изголовья.
Покончив с ними, мадам де Сегиран отправлялась по церквам. В Эксе их довольно много, и не было ни одной, которой бы мадам де Сегиран благоговейно не посещала. Там она поклонялась мощам и чтимым статуям как в часы служб, так и во время долгих стояний в ту пору, когда они пусты и когда глубже уходишь в самого себя. Мадам де Сегиран нередко можно было видеть простертой у подножия алтарей. Столь назидательное поведение не замедлило вызвать толки в городе, но чувствовалась потребность найти ему причину. Если мадам де Сегиран столь усердна в молитвах и богоугодных делах, так это чтобы получить от неба то, чего ей не удалось получить от мужа, то есть детей, ибо мы склонны приписывать человеческие и корыстные цели возносимым к Богу молениям. Поэтому было признано, что мадам де Сегиран терзается своим бесплодием, а мсье дэз Эмери и мсье де Мэраг заявили, что они берутся, если мадам де Сегиран на то согласится, снабдить ее самым красивым из всех мальчуганов или самой миловидной из всех девочек, на что они, впрочем, не теряют надежды, ибо должна же мадам де Сегиран понять, что Бог не вочеловечится вторично, даже ради ее прекрасных глаз, чтобы дать ей то, чего она так горячо жаждет. Это соревнование мсье дэз Эмери и мсье де Мэрага дало повод к небольшому происшествию, которое наделало некоторого шуму. Однажды, когда мадам де Сегиран обходила своих неимущих, ей прибежали сказать, что поблизости умирает бедный человек и что хорошо бы ему помочь. Услышав это, мадам де Сегиран поспешила в указанное место. Взобравшись по шаткой лестнице жалкого домишка, она вошла в комнату, где, лежа на тюфяке, стонал какой-то человек. И вот, едва мадам де Сегиран подошла ближе, мнимый умирающий схватил ее за руки, стараясь притянуть к себе, но ей удалось высвободиться, причем она узнала мсье дэз Эмери, который довольно глупо надеялся чего-то добиться при помощи этой хитрости и считал, что изобрел нечто замечательное, придумав такую комедию; но мсье дэз Эмери остался ни при чем, тем более что об этом событии он рассказал мсье де Мэрагу, а тот разгласил о нем повсюду и все изрядно потешались, признавая к тому же, что Ла Пэжоди повел бы дело иначе. В конечном счете, вся эта история только еще ярче подтвердила добродетель мадам де Сегиран, ни словом даже не обмолвившейся об этой выходке, и обратилась в славословия ей. Они были столь велики, что мадам де Сегиран легко могла бы возгордиться; но гордиться мадам де Сегиран была не в состоянии, и люди весьма бы удивились, если бы могли знать, какого она о себе мнения.
