Татьяна Вяземская - Ночи Клеопатры. Магия любви
– Ты ведь и сам знаешь, что допустил оплошность. Что погибнуть могло куда меньше людей. Сосредоточься на обдумывании следующей кампании. А когда завистники поймут, что тебе все равно, они перестанут о тебе говорить.
Но Антонию не было все равно. И подсознательно понимая свою вину, он все-таки продолжал считать, что если бы Артавазд не оставил его, то поражения бы не случилось.
– Я предложу армяшке выдать свою дочь за Александра Гелиоса, – сказал он Клеопатре.
– Не думаю, что это хорошая идея. Во-первых, мальчик еще совсем мал. Во-вторых, Артавазд не согласится. В-третьих – и это самое главное! – своего противника надо уважать. Возможно, еще больше, чем союзника. Никогда больше не говори «армяшка».
Антоний насупился. Клеопатра права, кругом права, но…
– Я и не хочу, чтобы наш мальчик женился на этой армянской девчушке. Мне нужно, чтобы ее отец отказал, и тогда я начну против Армении военные действия.
– А если он согласится?
Антоний, мерявший шагами кабинет, остановился. Об этом он как-то не подумал. А вдруг и вправду согласится?
– Будем решать проблемы по мере их возникновения! – бодро ответил он.
Клеопатра вздохнула. Он совсем не умеет просчитывать на несколько шагов вперед. Смелый человек, решительный командир, прекрасный тактик – но никакой стратег. Впрочем, ему везет. Фортуна любит своих не самых разумных сыновей. Впрочем, Гаю Юлию она тоже благоволила, а человека умнее его Клеопатра не знала. Хотя, пожалуй, это именно Гай Юлий заставлял Фортуну делать то, что ему нужно… А Антонию просто везет. И день, когда его везение окончится, будет последним днем его как полководца. Потому что он попросту сломается.
«Ты не права», – одернула она себя. Ведь поражение в войне с парфянами не сломило его! Хотя… Хотя, несмотря на количество погибших, это было вовсе не серьезное поражение. И его везение пока не кончилось – просто… ушло на каникулы.
С великой Арменией все вышло так, как рассчитывал Антоний: Артавазд отказался выдавать свою дочь за Александра Гелиоса, что послужило предлогом для начала войны.
Эта кампания была проведена Марком Антонием просто блистательно. Столица Армении Арташад была захвачена и разграблена; сам Артавазд, привезенный в Александрию, участвовал в триумфе Антония.
– Не нужно проводить триумф здесь, – сказал Мардиан царице. – Я все понимаю, но ведь он делается изгоем в римском обществе!
Клеопатра грустно усмехнулась.
– Он даже слышать не хочет о возвращении в Рим. Я сказала ему, что римляне никогда не признают триумфа, проведенного вне Рима. По римским законам, триумфатор должен получить право на imperium в городской черте, возможность перейти померий! А тут – ни померия, ни imperium, ни сената, дающего право на триумф. Но, понимаешь ли, после поражения в парфянской войне я сказала ему, что человек должен сам понимать, правильно он поступает или нет, и не оглядываться на завистников. Вот он и не оглядывается… именно таким способом.
Триумф был проведен; Артавазд прошел в цепях в качестве личного пленника Марка Антония.
А когда слухи о триумфе в Александрии достигли Рима, там почти не осталось людей, готовых поддержать бывшего триумвира. Мардиан оказался прав: в римском обществе Марк Антоний стал парией.
Глава 31
– Я не ожидал! Не ожидал от него такой подлости!
Под «ним» явно подразумевался Цезарь Октавиан, а вот о какой подлости шла речь, царица пока не понимала.
– Он вскрыл мое завещание! И зачитал его в Сенате!
Клеопатра пожала плечами. Что такого могло быть в завещании Марка Антония, что этот документ понадобилось зачитывать в Сенате?
– А чего ты ожидал, отправив Октавии письмо о том, что разводишься с ней? Что Октавий бросится тебе на шею и зарыдает от счастья? Ты прекрасно знаешь, как он относится к своей сестре. Поэтому мне лично было сразу понятно, что он станет мстить тебе.
– Я не мог оставаться мужем Октавии, – пробормотал Марк Антоний. – Я хочу жениться на тебе, моя царица. На матери моих детей.
– Ну, Октавия – тоже мать твоих детей, если ты забыл.
– Так получилось! Случайно получилось!
Угу, такому большому мальчику никто не сообщил, что от постельных утех рождаются дети. Причем дочь Октавии Антония-младшая – практически ровесница сына Клеопатры Птолемея Фладельфа, младше его всего на пару месяцев.
Но отчаяние Антония – трогательно.
– Послушай, – мягко произнесла царица, – мы с тобой столько лет вместе… Какое имеет значение, женаты мы или нет?
– Я так решил! – громадные ладони Антония сжались в не менее громадные кулаки.
Смешно: она столько мечтала, что на ней женится Цезарь, а сейчас ей – все равно. Может быть, потому, что Марк Антоний – не Гай Юлий?
– Я подумаю, Марк. Не торопи меня. Подумаю и скажу тебе в самое ближайшее время.
Время можно и потянуть, а там, будем надеяться, он забудет.
– Так что там с завещанием?
– Завещание каждого римского гражданина священно! Никто не имеет права вскрывать его до его смерти! А он выкрал, вскрыл и прочел!
– А откуда он узнал, где именно хранится твое завещание?
Антоний удивился:
– Все завещания хранятся у весталок.
– Но ведь их там множество! Как он нашел именно твое? Ему помогли весталки?
Антоний побагровел. Он вообще достаточно быстро наливался гневом.
– Весталки не могли! Это нарушение всех традиций, их за такое могут казнить!
– Я знаю, это ему помогла эта… Ливия Друзилла! Вот уж кто действительно за мужа всем глотку перегрызет!
– А что было в завещании?
– Я написал в завещании, что считаю единственной женщиной в своей жизни тебя, моя царица.
Боги, какое унижение для римлян! «Единственная женщина» римского триумвира – «царица зверей», как ее презрительно называли римляне из-за звероголовых египетских богов!
– Я завещал тебе, а после тебя твоему сыну Цезариону все земли, которые мне принадлежат. И еще я упомянул, что считаю Цезариона истинным сыном Цезаря и считаю, что по праву именно он является наследником Цезаря.
У нее перехватило дыхание.
– И еще я велел похоронить себя в Египте, рядом с тобой, если ты умрешь раньше меня, – почти шепотом окончил Антоний. – И теперь я являюсь врагом римского народа. Меня лишили всего, всего! У меня ничего не осталось, только ты и дети!
В Риме Агриппа, довольно потирая руки, сказал Цезарю Октавиану:
– Ну вы с Меценатом молодцы! Все прошло как по маслу.