Мэри Патни - Моя прелестная роза
Это зрелище было настоящим пиршеством для глаз. Избавленная от тиранической власти одежды, она была великолепна. Казалась просто созданной для любви, чтобы дарить и получать наслаждение.
— Как ты красива, — хрипло сказал он. — Просто невероятно красива, неотразима. Ее гладкая шея дрогнула.
— Слушая тебя, я начинаю верить, что так оно и есть.
— Это несомненно, Розалинда. — Он помог ей взобраться на высокую, под балдахином кровать. Затем разделся и сам. Болезнь еще не оставила на нем никаких признаков, кроме, пожалуй, худобы. Оказывается, у него есть и еще один порок, о существовании которого он не подозревал, а именно тщеславие. Он влез на кровать. — Признаюсь, я устал, но мне не хочется, чтобы этот день закончился так быстро.
— Хороню тебя понимаю. — Она коснулась руки Стивена. Он лежал на боку, пристально за ней наблюдая. В комнате и в самом деле было очень тепло, но по взаимному согласию они не стали закрывать окно в изножье кровати и лежали, свободно раскинувшись, на прохладных простынях. Только руки их были соединены.
Она с удовольствием любовалась мужем. Любовалась изысканно-красивыми прядями его волос, ниспадавших на грудь и ниже. Любовалась ярко выраженной мужественностью, которая не нуждалась ни в каких подтверждениях, чтобы быть тем, чем была.
Для них обоих это был вечер неожиданностей. Прежде всего она обнаружила, что обладает очень страстным темпераментом. Между нею и Чарлзом были обычные здоровые семейные отношения. Физическая любовь у них длилась недолго и каждый раз заканчивалась тем, что Чарлз скатывался с нее и тут же засыпал. Не так уж часто обретала она удовлетворение, обычно подолгу лежала без сна, глядя в темноту и дожидаясь, пока ее разбудораженные чувства улягутся. Первая же брачная ночь показала ей, что Стивен куда более пылкий и куда более изобретательный любовник, чем ее прежний муж.
Лежать бок о бок нагишом казалось вполне естественным. И даже очень приятным.
— В старые времена о нагих говорили «облаченные в небеса». Не правда ли, красивый образ?
— «Облаченные в небеса»? — повторил он. — В самом деле красивый. Тебе очень идет нагота. Просто жаль, что ты не можешь все время разгуливать без одежды. В нашем английском климате это вряд ли возможно. — Тон его вдруг утратил шутливые нотки. — Хотя, честно сказать, я бы не хотел, чтобы кто-нибудь другой видел тебя неодетой.
Она вспомнила свое недавнее прошлое.
— А ведь я играла в бриджах по всему Уэст-Мидлендсу. Тебе это, наверное, не понравилось бы?
— Как я могу осуждать тебя за то, что ты делала еще до того, как мы познакомились?.. Хотя… — Он заколебался. — Это, конечно, не мое дело, но мне все же хотелось бы знать, был ли у тебя кто-нибудь, кроме Джордана?
— Ты хочешь знать, были ли у меня любовники? Никогда. — Она закатила глаза. — Конечно, в желающих переспать с актрисой, тем более такой пышнотелой, как я, никогда не было недостатка. Но когда после утомительного спектакля тебя пытается, прости за грубое выражение, облапить какой-нибудь невежа, это надолго отбивает всякое желание иметь дело с местными свиньями.
— Пышнотелая — неудачный эпитет по отношению к тебе. — Он вытащил из вазы, стоявшей на прикроватной тумбочке, розу с длинным стеблем и пощекотал цветком ее грудь. — Ты совершенна именно такая, как есть.
Она засмеялась, ощущая прохладное скользящее прикосновение лепестков к своей коже и какой-то тонкий аромат, отличный от густоты запаха, стоявшего в комнате.
— Конечно, я не лишена привлекательности, а это, несомненно, важно для актрисы, тем более если она не обладает особыми талантами. Но вряд ли можно назвать меня совершенной. — Воспользовавшись тем, что он заговорил о прошлом, она, отвернувшись, спросила: — А у тебя было много женщин?
Едва задав этот вопрос, она тут же пожалела о нем. Люди столь влиятельные и богатые, как Стивен, могли обладать самыми красивыми женщинами Англии, и не только куртизанками, но и распущенными женами подобных им аристократов. Она слышала, что многие аристократы пользуются любой возможностью увеличить счет своих побед, а Стивен, видимо, из тех людей, которые своего не упускают.
К ее удивлению, он ответил:
— Только до женитьбы. Меня никогда не прельщало распутство, и после смерти Луизы… у меня почему-то не было ни малейшего желания завести любовницу.
Стало быть, он все-таки любил свою первую жену. Розалинда вынуждена была нехотя признаться самой себе, что ей, возможно, было бы приятнее слышать о многочисленных любовных похождениях. «Господи, какая же я дура! — мысленно выругала она себя. — Сейчас он здесь, принадлежит мне, разве можно желать большего». Вслух она просто сказала:
— Я рада это слышать.
Стивен мягко провел розой от одной груди к другой.
— Вероятно, в глубине души я знал, что меня ожидает нечто много лучшее. Вернее, некто много лучший.
— У тебя какое-то особое пристрастие к романтике, — рассеянно сказала Розалинда, с приятным расслаблением чувствуя, как твердеет ее сосок под его пальцами.
Он усмехнулся:
— Боюсь, что ты путаешь романтику с искренностью. Роза спустилась к ее пупку, затем стала лениво выписывать узоры на животе. Убаюканная замшево-мягкими прикосновениями, она пробормотала:
— Странно, что мы никогда не поженились бы, если бы не твоя болезнь. — Она резко остановилась, спохватившись, что ее слова могут быть восприняты как совершенно неуместный намек на его состояние, но, подумав, сочла за лучшее продолжать: — Если бы ты просто видел меня на сцене, ты вряд ли хоть когда-нибудь вспомнил обо мне.
— Ты не права, — возразил он, водя цветком между животом и бедрами. — Я заметил тебя сразу же, как только ты сняла костюм Калибана. — Будь мы в Лондоне, я бы тоже отправился за кулисы, присоединившись к толпе пахнущих элем наглецов. И, — он запнулся, потом попробовал неуклюже вывернуться, — все было бы по-другому. Его слова повисли в воздухе, от них повеяло на обоих легким холодом. Розалинда хотела было переменить тему, но потом вдруг подумала, что им никуда не уйти от того, что так беспокоит обоих, и мягко сказала:
— Твоя болезнь похожа на слона, заполнившего собой нею эту комнату. Он такой чудовищно большой, что забыть о нем совершенно невозможно. Я не знаю, как говорить на эту тему. И по-моему, ты тоже не знаешь. — Она заглянула ему в глаза, пытаясь угадать, что он думает. — Может быть, ты хочешь, чтобы я обращалась с тобой, как с человеком совершенно здоровым? Или, может быть, я должна говорить о твоей болезни деловым тоном, как, скажем, о наступлении зимы или налогах. Как, мол, это ни прискорбно, но тут ничего не поделаешь.
Стивен долго молчал с совершенно неподвижным лицом. В тишине можно было даже слышать легкий шорох от прикосновения лепестков к ее коже.
