Мэйдлин Брент - Тени прошлого
Я надела свежее платье, причесалась и пошла к Мэтти, которая горела желанием узнать, как прошла прогулка. Я с удовольствием рассказывала ей о прибрежных красотах, ни словом не упомянув разыгравшуюся на корабле драму.
Ни в гостиной, ни в столовой Джеральд ни разу не поднял на меня глаза и ни разу не заговорил со мной. Мэтти даже испугалась.
– Господи, что это вы ковыряетесь в тарелке, мастер Джеральд? На вас не похоже. Вы случаем не заболели? У вас нет температуры? Только еще не хватало, чтобы вы простудились!
– Не надо, Мэтти, – совсем не так резко, как обычно, сказал Себастьян Райдер. – Если мальчик заболел, это скоро станет ясно, если нет – то нет. Чем ты сегодня занималась, Джейн?
– Думала, – ответила она. – Читала и думала. Сначала прочитала утренние газеты, потом посидела в библиотеке, а потом пошла в сад подумать.
– О чем?
– Где вам лучше строить новый завод, папа.
Себастьян Райдер улыбнулся.
– И где же?
– Пока не знаю. Надо принять во внимание возможные изменения. По-моему, лучше подождать и посмотреть, добьются либералы победы в следующем месяце или нет.
– Я тоже так думаю.
После обеда мы с Мэтти и Джейн сидели в гостиной, а Джеральд отправился в музыкальную комнату. Чуть погодя я поднялась наверх за книгой и, услышав, как он играет что-то бурное, подумала, не пойти ли мне к нему, как я делала всегда, но решила, что надо дать ему время самому побороть снедавшую его ярость.
За несколько минут до половины десятого мы услыхали дверной колокольчик. Джейн подняла голову от тетради, в которой что-то писала, и спросила:
– Господи, это еще кто?
– Наверно, сэр Джон Теннант, – сказала я. – Ваш папа назначил ему это время.
– Сэр Джон Теннант? – не поверила Джейн и оглянулась на Мэтти. – Очень странно.
– Нас это не касается, мисс Джейн, – постаралась урезонить ее Мэтти.
– Да-да-да-да. А почему бы мне не полюбопытствовать? Вы же сами знаете, как папа ненавидит этого человека, и сам же приглашает его сначала на прогулку по реке, а потом даже домой. Что-то он задумал. Он мне всегда обо всем рассказывает, а об этом ничего не сказал. – Джейн посмотрела на меня: – Ханна, вы ничего не знаете?
– Ничего, мисс Джейн.
– Ну, ладно.
И Джейн вернулась к своим делам.
Через четверть часа я извинилась и пошла спать, но, едва приблизилась к кабинету Себастьяна Райдера, как дверь распахнулась и из нее вышел сэр Джон Теннант, так сжимавший в руках палку, словно с трудом удерживался, чтобы не ударить кого-нибудь. Губы у него были крепко сжаты, глаза полыхали яростным огнем. Себастьян Райдер шел за ним следом со словами:
– Позвольте, сэр Джон, я сам провожу вас. Казалось, еще немного, и он рассмеется, но не потому, что увидел или услышал что-то смешное, а от невыразимого удовольствия. Сэр Джон, ничего ему не отвечая, шел к двери, но, увидав меня, замер на мгновение. Мне стало холодно под его ненавидящим взглядом. Однако через секунду он отвел глаза и продолжил путь.
В своей комнате я переоделась на ночь, расчесала волосы, завязала их ленточкой, почистила зубы. Я знала, что после такого дня мне будет трудно заснуть, поэтому я присела за журнальный столик почитать газету и учебник, чтобы приготовиться к завтрашним занятиям.
Вскоре я услышала шаги Мэтти и стук ее двери. Углубившись во французскую пьесу, которую я взяла посмотреть, не пригодится ли она для занятий, в «Le Misan trope» Мольера, я оторвалась от нее только в одиннадцать, положила книгу и направилась к кровати, на ходу снимая пеньюар. Я была спиной к двери, но услыхала, как она скрипнула. Мгновенно повернувшись, я с удивлением увидела Джеральда. Он был без галстука и сюртука. Закрыв за собой дверь, он стоял передо мной бледный, трясущийся и с широко открытыми глазами.
Мне пришлось вновь надеть пеньюар. Подумав, что он заболел, я направилась к нему.
– В чем дело, мастер Джеральд? Вы плохо себя чувствуете? Я позову Мэтти...
Я протянула руку, чтобы пощупать, не горячая ли у него голова, но он отпихнул мою руку и сделал несколько шагов от двери.
– Мастер Джеральд! – в изумлении прошептала я. – Ради всего святого, что вам здесь нужно? Вам не следовало приходить в эту комнату!
– Почему же? – У него срывался голос, и я поняла, что он еле сдерживает слезы. Когда он разжал кулак, на ладони у него я увидела золотой соверен. – Вы... вы делали это с мужчинами за деньги, ведь так? – Губы у него тряслись. – Ну а я чем хуже? – Он бросил соверен на кровать. – Этого хватит?
Я медленно завязала поясок на пеньюаре, раздумывая о том, как же я сглупила, не поняв все сразу. Он ведь был влюблен в меня, влюблен в девушку, которую идеализировал и которой поклонялся, так что после всего случившегося на корабле его наверняка переполняют горечь и гнев. Он, конечно же, вне себя от того, что узнал обо мне, но сюда его привели естественное любопытство и естественное желание восемнадцатилетнего юноши.
Как я могла этого не предвидеть, сердито спрашивала я себя. В Париже, особенно в каникулы, состоятельные господа обычно привозили в Колледж для юных девиц своих повзрослевших сыновей, чтобы посвятить их в тайны женщины. Как правило, эти мальчики хотели казаться невозмутимыми и искушенными, чтобы скрыть свой страх, и в конце концов мамзель Монтавон обнаружила, что среди этих клиентов особым спросом пользуется англичанка, которую прозвали «la professeuse». Я уже много месяцев жила в колледже и смирилась со своим безвыходным положением. Мне даже кажется, я жалела этих мальчиков, оставляемых мне мамзель Монтавон, и думала о них как о мальчиках, хотя годами была младше любого из них. Мне всегда удавалось успокоить их и помочь им, поэтому неудивительно, что посетители рекомендовали la professeuse друг другу в таких ситуациях.
Как бы то ни было, мне ничего не стоило превратить его ненависть во всепоглощающую страсть, да и его впечатлительность была мне на руку, только надо было вспомнить прошлый опыт. Однако, с другой стороны, я потеряла бы все, что у меня было, и проиграла бы в сражении, которое вела многие годы.
Собрав все силы для того, что мне предстояло сделать, я посмотрела сначала на соверен, потом на Джеральда и сощурилась, изображая гнев. Потом стремительно размахнулась и влепила ему оглушительную пощечину. Он выпучил глаза и открыл рот, не ожидая ничего подобного.
– Да как вы посмели! – возмущенно проговорила я. – Что я такого сделала, чтобы заслужить от вас подобное оскорбление? Да, мастер Джеральд, я жила в заведении Монтавон в Париже, но разве вам неизвестно, как все вышло? Вам известно, что у меня темное прошлое, даже очень темное прошлое, и хотя я в этом не виновата, я не могу забыть о нем. Вы бы предпочли, чтобы я бросилась в реку? Вы бы предпочли, чтобы я умерла? Так, да?
