Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела
Через час они уехали.
- Что же вы факты вашей биографии скрыли? Я знаю, что он ваш племянник, - обратился полковник к майору Апраксину.
- А что я должен был обо всем рассказать, чтобы вы меня расстреляли?
- Должны, а вы это скрыли.
- Откуда вы об этом узнали?
- Не важно, ваша жена обо всем рассказала.
- Вы все-таки ее нашли?
- Я кого угодно найду, из-под земли достану. Ладно, я слишком давно вас знаю и знаю, на что вы способны. Такого патриота и коммуниста, преданного Родине как вы, еще поискать, если бы не это загремели бы вы по все статьям.
- И что теперь?
- Я не буду об этом докладывать вышестоящему начальству и товарищ Сталину, считайте, что ничего не было и все останется между нами. Мы сохраним это в тайне, все данные засекретим. Вашему племяннику сделаем новые документы на имя красноармейца, чтобы не был он вам позорным пятном. Об этом никто не должен узнать. Если он будет в плену или казнен, все придется отразить в документах, вы меня понимаете?
Майор кивнул.
- Скоро начнутся крупные танковые сражения, кинем его на передовую, пускай воюет, а там Бог даст, как повезет, все равно вряд ли выживет. Дадим ему шанс, пусть искупает свою вину кровью. Для меня даже враг, перешедший на нашу сторону, все равно лучше, чем свой, который предал Родину.
Глава 46
Через час за мной зашел Колесов.
- Рядовой Краузе, пойдемте со мной.
Я пошел за капитаном. Меня завели в одно из помещений, коротко подстригли. Я посмотрел на себя в зеркало – в немецкой армии меня еще так не корнали! Стригли конечно, но не так же! Нам делали модельные прически и учитывали пожелания клиента, могли оставить челку, а тут? Лицо стало выглядеть по-другому, оно стало более круглым, а череп совсем оголился. Где мои вихры, которые я любил!!! Изуродовали совсем, да и только! Мне оставалось только вздохнуть.
После меня отвели в баню, выдали чистое белье, полотенце и мыло. Вымывшись, наконец, впервые за долгое время, я остался доволен. В санчасти меня конечно мыли, обтирали частично, я умывался, но все это было не то.
Когда вышел из бани, меня отвели на склад. Выдали, сапоги, советскую военную форму…
Я стал одеваться.
- А что это такое? – спросил я, увидев портянки.
- Портянки это! – сказал интендант, заведующий по хозяйственной части.
- Портянки? А что с ними делать?
Я что-то слышал о них, сталкивался с этим, но как их одевать?! Понятия не имею!
- Что, что! Первый раз, что ли видишь? На голову надевать! На ноги наматывать, вместо носков. Ферштейн? Смотри, - он показал мне, как это делается.
Я попытался повторить, но с первого раза не получилось. Наблюдавший сию картину Колесов, чуть не лопнул от смеха, насмеявшись до слез, аж наверно до колики, так что держался за живот! Представляете, каким придурком я выглядел!
- Товарищ капитан, я их не разу не одевал!
- Еще раз повтори,- сказал начхоз. – Плотнее надо наматывать, ни то все ноги в мозоли сотрешь.
На третий раз, кажется получилось.
- Ты что ни разу советскую форму не надевал? – спросил Колесов.- Должен был уже научиться. По тылам нашим шарились?
- Одевал.
- Одевал? Не видно, разведка еще называется. Сколько вы наших солдат в плен брали, сколько убили?
- Не знаю, я не считал. Было дело, - сказал я вздохнув.- Так спали же на посту, товарищ капитан! У нас тоже всякое было, я сам чуть не погиб, едва Богу душу не отдал…
Я и до этого представлял, куда я попал, но видимо плохо, первое мое впечатление было незабываемым. Как мне показалось, вообщем полный дурдом! Так вот ты какая, Красная Армия?! Так вот вы какие, большевики?! После, меня завели еще в одно место, где сфотографировали, как объяснили на документы.
Наконец пришли мы в подразделение. Взвод, где жили русские разведчики, находился в трех километрах от передовой, всего в подразделении их было два, и располагались они в двух деревянных зданиях.
Меня проводили в стоявшую рядом просторную русскую избу.
- Взвод, принимайте пополнение! – сообщил Колесов. – Рядовой, прибыл из госпиталя, после ранения. Фамилия Краузе, звать будете Иваном. Всем ясно?
На меня уставились двадцать пар глаз, некоторые лица мне были уже знакомы. Представьте мое удивление! В прочем, они наверное удивились не меньше, потому что открыли рты. Какое-то время, я стоял молча, моргая глазами и не решаясь произнести ни слова. За долгое время у меня на русских солдат выработался рефлекс, и я чувствовал от них исходящую для меня опасность. В какой-то момент мне показалось, что сейчас на меня накинутся, и разорвут на тысячу мелких частей.
Один из хлопцев присвистнул.
- Ну и ну! – произнес здоровенный Федя Семенов.
- Ба! Ребята, смотри, кого привели! Наш старый знакомый! – съязвил мой обидчик, Вячеслав Нестеренко.
Все засмеялись, загалдели, засвистели, раздались возгласы хором:
- Вот это да!!!
- О-о-о!!!
Встреча была бурной, так сказать с фанфарами и аплодисментами.
- Отставить разговорчики! – скомандовал капитан. – Располагайтесь.- Он вышел и закрыл за собой дверь.
Меня продолжали разглядывать еще минуту.
- Черт! – подумал я. - Надо же так вляпаться, как индюк! Нарочно не придумаешь!
- Чего встал? Проходи, испугался что ли? – сказал Александр Гузынин.
- Проходи, так и быть не съедим,- усмехнулся Володя Березин.
- Да не убьем мы тебя! – вставил наконец свое слово Мелешников Ваня, который до этого молчал.
Раздался дружный хохот.
- Че Гансик, попался? – спросил Федя. Подошел ко мне и погладил по голове, - На этот раз, так и быть, помилуем.
Снова раздался хохот.
- Он, наверное, до сих пор нас боится, как черт ладана! – сказал Володя.
- Лучше расскажи, как ты докатился до такой жизни? – спросил Андрей Иванов.
- И как тебя теперь называть? Значит Иваном? – спросил Вячеслав.
- Да, - произнес я вздохнув.- Был Гансом, стал Иваном. Нет больше Ганса, убили! Я теперь вообще никто…
- Ага, убили! - сказал Николай, - А потом взяли, поколдовали, водичкой живой окропили. И стал он из «Фрица» «Ванюшей» - добрым молодцем обернулся, белым чистым. Да? Ну, прямо как в сказке!
Хлопцы снова засмеялись.
- Все! – скомандовал Ваня.- Хорош потешаться!
- Да… - произнес Нестеренко. - Не убил я тебя тогда…
- Ну и что? Убил бы, я бы не огорчался, мне уже хорошо было. Лежали бы в лесу мои косточки, не узнала бы мама, где могилка моя. Раньше надо было стараться. В сердце попасть не смог, промахнулся - теперь молчи, мне еще из-за тебя теперь мучиться.
