Ньевес Идальго - Черный Ангел
— Бросьте эту падаль в воду! — суровый, сухой приказ вызвал у Келли тошноту. Два пирата схватили труп за руки и за ноги и, подтащив к борту, раскачали и швырнули в море.
Келли не верила своим глазам: неподвижная, еще недавно кровожадная толпа пребывала в молчаливом ожидании. Она сомневалась, что Мигель сможет справиться с ними в одиночку, но, присмотревшись, увидела, что Бризе прикрывал спину своего капитана, сжимая в руках пару взведенных пистолетов.
— Если кто-то еще захочет оспорить права на эту женщину, может считать себя мертвецом! — непререкаемым тоном властно и лаконично бросил испанец.
После этих слов повисла напряженная тишина. Все молчали, а затем кто-то решился на робкое оправдание, потонувшее в налетевшем ветерке:
— Это была всего лишь игра, капитан.
Мигель посмотрел вверх, на Келли, и девушка задохнулась под его как никогда колючим, суровым взглядом.
— Эта женщина — моя рабыня, — заметил он ледяным тоном, снова обратив внимание на своих людей, — и, если кто-то из вас протянет к ней руки, богом клянусь, я убью его.
Пираты, опустив голову и тихо переговариваясь между собой, начали расходиться, а Арман стал помогать другому моряку опускать Келли на палубу. Едва коснувшись ногами настила, девушка осознала, что была на грани смерти, и не вернись Мигель вовремя… Но из его слов стало также ясно, что она была для него не больше чем раба. Благодарность, которую Келли испытывала к Мигелю, вмиг испарилась, не оставив и следа.
Очутившись на палубе, Келли хотела унять волнение, но дрожала как осиновый лист. Мигель протянул к ней руки, и она, как пьяная, шагнула вперед, чтобы укрыться в его объятиях и разрыдаться.
Лидия ушла вместе с Арманом, стараясь понять, почему испанец ласково прижал Келли к своей груди. Что бы это значило?
Глава 29
Мигель не хотел отпускать Келли. Его сердце продолжало неистово колотиться в груди. Он буквально ошалел, увидев, что дрожащая от страха девушка висит на мачте, и теперь, хотя Келли была в полной безопасности, Мигеля переполняло дикое, необузданное желание разнести вдребезги все вокруг. Приглушенные всхлипы Келли, вызванные пережитым ею паническим ужасом, ранили душу испанца. Он вообще не переносил женских слез, а тут еще к слезам примешивалось стремление защитить Келли.
Девушка послушно шла за Мигелем. Он отвел ее в каюту и уложил на кровать. Келли свернулась калачиком на подушке, хотя ей было грустно оттого, что она уже не чувствовала тепло мужского тела.
— Успокойся, принцесса, — прошептал Мигель с такой нежностью, что Келли снова захотелось плакать. — Я не допущу, чтобы подобное повторилось. — Он поцеловал ее глаза, лоб, виски и кончик носа. — Теперь ты со мной.
Да, теперь она была с ним. Но разве их взаимное влечение не было самым опасным на свете? Да она в жизни не ревела столько, пока не знала этого мужчину. Она не смыкала глаз по ночам, вспоминая их ласки в поместье, а когда решила, что выгнала Мигеля из своих мыслей, снова встретилась с ним, чтобы понять, что влюбилась в высокомерного, заносчивого испанца. Его близость лишь еще больше разжигала чувства, разрывающие ее изнутри. Перед ласками Мигеля Келли чувствовала себя слабой и беззащитной, и эта неспособность противостоять им убивала ее. Она всегда держалась уверенно, знала, чего хотела, не позволяла согнуть себя даже отцовским приказам. И в кого она превратилась теперь? В кого превратил ее Мигель, если не в женщину, которая качалась на волнах его желаний?
Пока Мигель сюсюкал с ней, как с маленькой девочкой, Келли была уверена, что он не причинит ей боль. Дело было не только в телесной боли, Мигель мог наказать ее душу, а она и так уже была разбита. По уши влюбиться в Мигеля было все равно, что жить в аду. А он был так близко от нее, так близко…
Грустные мысли девушки мгновенно испарились, едва губы испанца коснулись ее. Мигель поцеловал Келли, и она, истосковавшись по его ласкам, отдалась им целиком, отвечая на них, потому что нуждалась в его нежности и жаждала ее, подстегиваемая собственной алчностью.
Мигель не ожидал от Келли ответа, хотя и сгорал от желания добиться его. Само собой, после мужественно пережитого потрясения эта отважная женщина должна была бы осудить и отвергнуть его. Боже правый! Ведь они едва… Тяжелый ком образовался в животе Мигеля, лишь только он представил себе эту картину, и собственническое чувство, зарождавшееся в его груди, укоренилось в нем с большей силой. Келли целиком и полностью была его, и только его. Его губы упивались ее губами, растапливая лед в мужском сердце, которое слишком долго безразлично билось, ни к кому не чувствуя любви.
Их языки сплелись, смакуя вкус губ; не щадя себя, они пожирали друг друга в гибельном прибое чувств. Им нужно было во что бы то ни стало запомнить тела друг друга, надышаться их ароматом, освободиться от груза прошлого, чтобы раствориться в волнах будущего.
Келли был нужен человек, который, сумев преодолеть себя, отказался от мести, без промедления выбрав ее. Мигель же хотел, чтобы не возникало сомнений в том, что она была женщиной капитана де Торреса, осужденного изменника, проклятого пирата без страны и будущего.
Под диктовку мужских губ, с каждым разом все более властных и требовательных, Келли стонала, отвечая на ласки испанца и требуя взамен всё новых ласк. Она настойчиво предлагала Мигелю испить ее тело, потому что решила отдаться ему целиком, без остатка.
Преграда из рубашки исчезла под алчно-ненасытными женскими руками, и пальцы Келли, сжимаясь и разжимаясь, ощупывали кожу Мигеля, изучая каждый его мускул. Девушка торопилась забыть обо всем, кроме испанца, спеша снова слиться с ним воедино. Любит он ее или нет, ненавидит или нет, но этот мужчина должен принадлежать ей. Их губы разомкнулись, и глаза обоих наполнились желанием, которое нельзя было скрыть.
— Поцелуй меня еще раз, — попросила Келли.
Испанский дворянин, ставший морским разбойником, нашел убежище, которое искал, порт, в котором можно было бросить якорь своей злобы и забыть о вражде. Он поцеловал Келли еще раз, конечно же, поцеловал, потому что был марионеткой в ее руках и не мог поступить иначе. Мигель в равной степени желал и ненавидел Келли. Любовь и ненависть к англичанке боролись в нем, и от этого он не находил себе места. Рядом с Келли он сбивался со своего пути, теряя цель. Его ярость оборачивалась безмятежностью, ненависть — нежностью, а грубость — лаской. Келли удалось заставить его проявить свои лучшие и худшие черты.
Даже с Карлотой Мигель никогда не испытывал что-либо подобное. К Карлоте он просто чувствовал нежность, с Келли же было иное. Он хотел пожирать ее, затеряться в ней и утолять свой голод, насыщаясь ею, пока не станет бездыханным. Мигель хотел учить Келли и учиться у нее, слиться с ней и любить ее.
