Карен Монинг - Заклятие горца
Без выяснения новостей о клане.
Без какого-либо объяснения этой непостижимой случайности!
Кроме того, мужчина без разбора, налево и направо, использовал «Голос», как будто никакие правила его вообще не касались.
– Я предполагаю, что ты оплатишь эти товары, – сказал Дэйгис многозначительно.
– Ты предполагаешь неправильно.
С этими словами массивный, дико-выглядящий татуированный Горец вывел женщину за дверь, а продавец проследовал за ними.
Дэйгис с негодованием смотрел на захлопнувшуюся дверь. Боже, его предок был дикарем! Неудивительно, что у него такая дурная слава. Он выглядел неподдающимся контролю и вел себя как варвар. И Боже, какую мощь он ощутил в нем! Сырая обильная мощная магия текла по венам мужчины, не кровь. Если бы Драгары вцепились в Кейона, а не в него...
Он сдержал длинный глубокий вздох. Это чертовски хорошо, что не завладели. Хотя он никак не мог понять, что смогло препятствовать такому примитивному эгоцентричному животному нарушить любое правило, которое он с радостью пошлет к черту, включая использование неизменно запретных друидских камней в своих собственных целях.
Что он здесь делает? Как попал сюда? Где пропадал в течение прошлых одиннадцати столетий? Кто эта женщина с ним?
Он пробовал исследовать ее в то время, как она стояла рядом с Кейоном, но натолкнулся на какую-то гладкую, ровную преграду. Могла ли она тоже заниматься магией? Его способность «глубокого слушания» стремительно выросла за прошедшие несколько месяцев, и он должен был быть в состоянии выяснить хоть что-то. Но он не получил даже отблеска мысли или эмоции от нее.
– Драстен не может сравниться с ним, – бормотал он мрачно. – Нет, он не может с ним сравниваться вообще.
Если готовность пожертвовать всем ради тех, кого любишь, характеризовала Дэйгиса, то основательность, неумолимая честь и желание простой жизни, не осложненной делами Друидов и Чара, характеризовала его старшего близнеца Драстена.
Когда Драстен услышит от него эти последние новости, то, несомненно, скажет: «Черт возьми, разве люди не могут оставаться в том столетии, которому они принадлежат, а не в моем?»
В это же время его жена, Гвен, напомнила бы ему, что это не было его столетием. И что фактически, именно он начал все это, отказавшись остаться в шестнадцатом столетии, которому принадлежал. Если бы Драстен не решил дремать в течение пятиста лет, заколдованный цыганами, чтобы воссоединиться с Гвен в двадцать первом столетии, он, никогда не умер бы в пожаре той давней ночью. И если бы он не умер в пожаре, то Дэйгис не нарушил бы присягу Келтаров и не использовал бы неизменно запретные друидские камни и не нарушил священный Договор между Человеком и Туата Де Данаан для личной выгоды, вернувшись во времени, чтобы сохранить жизнь Драстена. И если бы Дэйгис не нарушил те присяги, то он никогда бы не был захвачен душами тринадцати злых Драгаров и не был вынужден двигаться вперед непосредственно к двадцать первому столетию, ища способ избежать их.
И к тому времени, когда его мозговитая невестка-физик закончила бы, Дэйгис не сомневался, что она непосредственно найдет какой-нибудь способ доказать неясную и все же странно синхронную связь между Дейгисом и Кейоном, Драстен обоснованно сложит всю вину за этого нового посетителя на Дейгиса.
Который был за гранью правдоподобного. Он никоим образом не был виноват во внезапном появлении их мифического предка из девятого столетия. Он только читал о нем, не пробовал вызвать его.
Он потер свою челюсть, нахмурился, желая быть полностью уверенным относительно последнего факта.
Проблема была в том, что несколько месяцев назад в Лондоне, когда Эобил, Королева Туата Де Данаан, лично появилась и использовала свою огромную власть, чтобы убрать души тринадцати злых Друидов, завладевших им, освобождая его от их темного контроля, она оставила их воспоминания в нем, и теперь он не всегда был уверен относительно того, что точно был способен сделать, а что нет.
Сначала, когда Королева удалила тринадцать душ Драгаров из него, он верил, что полностью освободился. После страдания от шума тринадцати жадных, извращенных, требовательных объектов в нем, тишина в черепе заставила его думать, что они полностью уничтожены.
Это было незадолго до того, как он понял, что хотя их сознание ушло, вся память о тринадцати жизнях до последнего мига осталась в нем, захороненная в глубоком подсознании. Ему не хотелось думать, что он все еще является владельцем ужасных и запретных знаний, которые Драгары издавна накапливали и сначала, когда необъяснимые знания начали просачиваться в его голову, он отрицал это.
Но больше уже не мог. Каждый день он обнаруживал что-то новое в себе. И случайно недавно поймал себя на бормотании шепотом отрывков заклинаний, которые он никогда не читал и не практиковал, и он понял, что он каким-то образом выщипнул это из бесконечных хранилищ знаний Драгаров внутри него, как будто его подсознание сортировало хранилища воспоминаний, запоминая их в соответствии с неким таинственным планом.
Может, он неосторожно использовал заклинание?
Он вздохнул.
Если он это сделал, то это было его ошибкой, и он должен был устранить ее.
Если не делал этого, то все равно должен что-то предпринять. Он просто не мог позволить высоченному язычнику вышагивать и топать по их горам, используя «Голос» на всех без исключения, крадя товары у простых торговцев, пытающихся зарабатывать честным трудом членов их клана.
– Как будто ты ничего никогда не крал, – ткнула его совесть.
– Да, но, в конечном счете, я всегда отдавал это. – И он крал. Но он не думал, что у Кейона МакКелтара имеется хоть малейшее намерение сделать потом компенсацию. Он не был похож на мужчину, который озаботится компенсацией.
Вздыхая, он подхватил коробку с прогулочными ботинками Хлои под руку и проследовал на улицу за своим предком из девятого столетия.
Как только он вышел в солнечное горное утро, он поглядел налево, затем направо, и не скрываясь, следил за шевелюрой Кейона МакКелтра.
Ему нужно вернуться назад в замок, где его жена на четвертом с половиной месяце беременности ждала его. Беременность очень шла его прекрасной, как эротический сон Горца, Хлое; которая стала даже более любвеобильной в последнее время, а она была очень чувственной лисичкой и при обычных обстоятельствах. У него не было никакого желания находиться долгое время от нее вдалеке. Они сегодня планировали экскурсию по холмам и неторопливый пикник. Сегодня было достаточно тепло, чтобы валяться на пледе под бесконечным синим небом, и он с нетерпением ожидал часы неспешной любовной игры. Ее груди стали более полными, бедра округлились, а кожа пылала внутренним сиянием грядущего материнства. Он с нетерпением ожидал попробовать, коснуться и исследовать каждый ее изменившийся дюйм. Он ни за что не желал менять свои планы, подстраиваясь под эти новые непредвиденные обстоятельства. Очень непредвиденные обстоятельства.
