Саманта Джеймс - Любовь под луной
– Я не люблю Уильяма, – прошептала Оливия, слегка склонив голову.
В его глазах вспыхнул огонек. Одним быстрым, звериным движением Доминик метнулся к ней. Оливия и ахнуть не успела, как он сжал ее в объятиях.
– Поклянитесь! Поклянитесь, что это так!
Время, казалось, остановилось. Оливия, как завороженная, не могла оторвать глаз от шеи Доминика, видневшейся в распахнутом вороте рубашки. Вдруг она поймала себя на том, что умирает от желания вновь почувствовать его губы на своих. Она с трудом проглотила вставший в горле комок.
– Клянусь! – воскликнула она, а затем решительно добавила: – Я никогда не любила Уильяма! И никогда не полюблю!
Ее пылкая речь словно выпустила на волю его чувства. Доминик, склонив голову, взглянул ей в глаза. В его глазах горел такой огонь, что по спине Оливии пробежала дрожь. Все вокруг мгновенно изменилось.
Его руки с неистовой силой сжались вокруг нее. Оливия вскрикнула, но губы Доминика приникли к ее губам, словно скрепляя печатью молчаливую клятву. Поцелуй был болезненным, почти яростным. Он как будто старался наказать ее, но наказал самого себя. Разум Доминика тонул в навеянном парами бренди тумане. В последний раз в глубине сознания вдруг мелькнула мысль о том, что надо заставить ее уйти, но тут же исчезла. «Негодяй! – еще успел он с отвращением подумать про себя. – Как ты смеешь так поступать с ней?! Прогони же ее, пока это еще возможно». Оливия едва сдерживала подступавшие к глазам слезы. Накричи он на нее, скажи какую-нибудь грубость, и она убежит, как это уже случилось однажды! Но тогда она возненавидит его, а одна эта мысль приводила Доминика в бешенство. Нет, пусть все летит к черту! Страсть сжигала его, сводила с ума. Доминик хотел ее. Он хотел ее с той минуты, когда нагнулся над ней, лежавшей у дороги и перепуганной до смерти при виде Люцифера. Неутоленное желание доводило его до неистовства. Нет, будь что будет, но в эту ночь он примет все, что она захочет ему дать.
Так и случилось. Доминик почувствовал, как, отвечая на его призыв, дрогнули ее губы, и понял, что пропал. Оливия приоткрыла рот, будто приглашая его, и Доминик обезумел. Языки их жадно сплелись, и дрожь пробежала у него по спине. С хриплым стоном он обхватил ладонями ее лицо, и волосы Оливии шелковистым дождем заструились меж его пальцев, окутав ей спину плащом.
Невероятным усилием воли он заставил себя оторваться от ее губ и, отстранившись, посмотрел на нее. Губы Оливии, чуть припухшие и влажные от его поцелуев, нежно розовели. Она подняла на него глаза, и длинные темные ресницы, еще влажные от слез, затрепетали. В ее взгляде он прочел неприкрытое желание и едва сдержал стон. Неужели она не понимает, о чем просит? Нет, скорее всего нет. Но зато он хорошо понимает.
– Поцелуй меня, – прошептал он хриплым от едва сдерживаемого желания голосом. И она послушалась, покорно прильнув губами к его губам. Доминик с трудом сглотнул: это было больше, чем он мог выдержать. Такого не вынес бы ни один мужчина. Его дыхание обожгло губы Оливии, а руки тяжело легли ей на плечи и поползли вниз, стягивая платье до талии. Затем настала очередь рубашки, и Доминик услышал сдавленный вскрик Оливии и ее прерывистое дыхание. Взгляд Доминика упал на ее обнаженную грудь, и глаза его потемнели от страсти. В свете лампы кожа ее отливала перламутром. Полные, восхитительно округлые груди были увенчаны тугими розовыми бутонами. Краем глаза он заметил, как Оливия стыдливо отвела глаза в сторону. Не ускользнула от его взгляда и краска, которая вдруг бросилась ей в лицо.
Доминик потянулся к ее соскам, и Оливия чуть слышно ахнула, когда они мгновенно напряглись и, казалось, сами прыгнули ему в руки. Стиснув зубы, Доминик еще пытался справиться с безумным желанием, но знал, что проиграет. Сжав руками ее плечи, он опустился на пол, потянув ее за собой.
Дыхание его стало тяжелым и хриплым, в жилах кипела кровь. Он кое-как расстегнул бриджи, и его копье тяжело легло ему на ладонь. Пальцы Доминика сомкнулись вокруг напряженной плоти, коснулись пылающей головки, и он чуть не закричал от терзавшей его дикой боли. Близость Оливии лишала его разума. Он сгорал от желания овладеть ею, глубоко вонзить свое копье в ее тугую плоть. Сегодня, твердо решил он, сегодня он найдет исцеление, избавится наконец от своих мук и в нежном лоне Оливии найдет долгожданный рай. Казалось, и она понимала это.
Оливия почувствовала, как рука Доминика, пробравшись под платье, нетерпеливо скользнула вверх по ее бедру, поднимая юбки до талии. Ее сердце, гулко застучав, ухнуло вниз. Девушка просунула ладони в вырез его рубашки и ощутила под рукой гладкую кожу, под которой перекатывались упругие мышцы. Она вся дрожала. Томительное желание стать еще ближе к нему... слиться с ним воедино стало неодолимым.
Доминик коленом раздвинул ей ноги, и Оливия почувствовала, как что-то горячее, бархатисто-твердое коснулось самого сокровенного места. Она вздрогнула, когда пальцы Доминика осторожно развели нежные лепестки, прикрывавшие узкую щель, и бедра ее конвульсивно сжались. Должно быть, он почувствовал это. Губы Доминика нежно прижались к ее шее, где лихорадочно бился пульс.
– Я не сделаю тебе больно, Оливия, поверь мне... – услышала она его задыхающийся шепот.
Доминик поднял голову, и она увидела его горящие страстью глаза. Оливия с бессознательной нежностью коснулась кончиком пальца твердых очертаний красивого рта. Бедра ее раздвинулись будто сами собой.
Он закрыл глаза и слегка сжал пальцами ее соски.
Оливию словно опалило огнем. Жаркая волна накрыла ее с головой.
Она судорожно вздохнула и хрипло застонала. Пальцы ее с силой впились в обнаженные плечи Доминика и скользнули вниз, царапая его спину.
Услышав, как она вскрикнула, Доминик оцепенел. Короткое мгновение он лежал совершенно неподвижно... но было уже слишком поздно. Плоть его тяжело и жарко вдавилась в ее тело, и он понял, что не сможет остановиться. «Господи, прости меня!» – взмолился он. Тугая плоть Оливии уже сжалась вокруг его напряженного копья, унося остатки его самообладания, и Доминику ничего не оставалось, как подчиниться зову страсти. Забыв обо всем, он глубоко вонзился в нее, погрузив свое копье в ее жаркую нежную плоть, и страсть, закружив, понесла его туда, где ждало наслаждение.
Закрыв глаза, Оливия молилась о том, чтобы терзавшая ее нестерпимая боль исчезла... и почти не удивилась, когда это вдруг произошло. Доминик все глубже и глубже вонзался в нее, губы, горячие и требовательные, терзали ее рот. Дыхание его чуть заметно отдавало бренди. Казалось, он совсем обезумел, и Оливия крепко прижалась к нему, подчиняясь бешеному порыву страсти, который уносил их обоих.
