Шерри Томас - Ночные откровения
Маркиз сохранял свой обычный вид: неунывающий, словоохотливый и глупый. Элиссанду приводил в восторг его талант выступать с пространными лекциями, изобилующими фантастическими, прямо-таки восхитительными нелепостями – а Вир давал представление каждый день за ужином, хотя за столом супруги сидели только вдвоем.
Попробовав пару раз толкнуть спич сама, маркиза убедилась, что подобные речи требуют на удивление глубоких и обширных познаний в том, что является истинным для предмета сообщения, и незаурядной гибкости ума, чтобы перевернуть почти все с ног на голову, оставляя не перепутанным ровно столько, чтобы довести слушателя до умопомрачения.
Темой для своей третьей попытки она избрала искусство приготовления варенья, с самого обеда хорошенько об этом начитавшись. Как раз наступила пора заготовок даров осени – а в Пирс-хаусе имелся огороженный стеной сад, где выращивались на шпалерах плодовые деревья. Вероятно, Элиссанде неплохо удалось подражание затейливым монологам мужа, потому что в конце своего выступления она заметила, как Вир отвернулся, пряча улыбку.
Ее сердце встрепенулось.
Но, за исключением этого краткого мига, маркиз никогда не выходил из образа. И, кроме как за ужином, его невозможно было отыскать. Всякий раз, спрашивая кого-либо из слуг о местонахождении супруга, Элиссанда получала неизменный ответ: «Его сиятельство отправился на прогулку».
Похоже, это было привычным делом. По словам миссис Дилвин, маркиз имел обыкновение проходить по окрестностям пятнадцать-двадцать миль в день.
Двадцать миль одиночества…
Почему-то Элиссанда не могла думать больше ни о чем, кроме как об одиночестве в синих глазах, когда они в последний раз любили друг друга.
* * * * *
Она вовсе не ожидала наткнуться на мужа во время короткой прогулки. Элиссанда отправилась на две мили к северо-западу от дома, на край долины реки Дарт, где, как правило, ей приходилось долгонько набираться сил, прежде чем побрести обратно.
Когда-то Элиссанде ничего не стоило прошагать семь миль. Но за годы домашнего заточения выносливость сошла на нет. Понадобятся месяцы постоянных тренировок, прежде чем она достаточно окрепнет для походов с маркизом по гористой местности вокруг Пирс-хауса.
Да, именно этого ей и хочется – гулять с ним вместе. Им нет нужды разговаривать, но она будет наслаждаться удовольствием от близости. И может статься, с течением времени в ее обществе муж обнаружит что-то приятное для себя.
Элиссанда вышла на гребень, запыхавшись на подъеме. И тут ее сердце забилось сильнее, чем просто от физических усилий – на зеленом склоне, на полпути к реке стоял мужчина, одной рукой держа шляпу, вторую засунув в карман. Его рост и разворот плеч невозможно было не узнать.
Маркиза ступала неслышно и осторожно, словно подкрадываясь к необъезженному арабскому скакуну, готовому в любой момент рвануться прочь. Но муж все равно слишком рано ее заметил, обернувшись, когда она была еще в добрых шестидесяти футах. Элиссанда замерла. Вир пристально посмотрел на жену, взглянул на холмы, снова на нее – и отвернулся обратно к реке.
Никакой любезности. Но вместе с тем, и никакого притворства.
Элиссанда подошла к мужу, чувствуя, как сердце захлебывается странной нежностью.
– Долгая прогулка? – спросила она, останавливаясь рядом.
– Угу, – отозвался маркиз.
Солнце зашло за тучу. Воздух всколыхнулся. Ветерок взъерошил волосы мужчины, слегка выгоревшие на кончиках от долгих часов, проведенных на улице.
– Не устаешь?
– Я привык.
– Ты всегда гуляешь один.
Ответом была полугримаса. Элиссанда вдруг заметила, каким усталым он выглядит – не обычное физическое утомление, а измождение, от которого не избавит даже крепкий ночной сон.
– И тебе… ты никогда не нуждаешься в спутниках?
– Нет.
– Ну разумеется, нет, – пробормотала под нос задвинутая на место Элиссанда.
Некоторое время они молчали: маркиз, судя по виду, погрузившись в созерцание зеленеющей пологой долины, Элиссанда – сосредоточив внимание на кожаных нашивках на локтях его коричневого твидового пиджака. Ей внезапно захотелось коснуться этих нашивок, положив руку так, чтобы ощутить и шероховатое тепло шерсти, и гладкую прохладу кожи.
– Я пойду, – неожиданно выпалил муж.
Поддавшись порыву, Элиссанда положила ладонь на его рукав.
– Не уходи надолго. Может начаться дождь.
Маркиз жестким взглядом уставился на жену, затем перевел глаза туда, где она дотрагивалась до него.
Элиссанда поспешно отдернула руку.
– Я только хотела потрогать нашивку.
Нахлобучив шляпу, Вир кивнул и удалился, не сказав больше ни слова.
* * * * *
Дождь так не пошел, а вот муж скрылся надолго. Впервые со дня их приезда в Девон он не явился к ужину.
Уже поздним вечером Элиссанда заметила, что маркиз вернулся к себе. Она прислушивалась, но тщетно: будучи довольно крупным мужчиной, Вир, если хотел, двигался бесшумно, как призрак. О его появлении можно было судить только по свету, появившемуся под дверью, соединявшей комнаты супругов.
Открыв эту дверь, Элиссанда увидела мужа – без пиджака, с выпущенными поверх брюк полами рубашки.
– Миледи, – полетел в сторону съемный воротничок.
Маркиза осталась стоять по свою сторону порога.
– Ты что-нибудь ел?
– Я заходил в паб.
– Мне не хватало тебя за ужином, – негромко заметила Элиссанда.
Правда, не хватало. Все было как-то не так.
Муж хмуро взглянул на нее, но ничего не сказал, поднимая уже снятый твидовый пиджак и обшаривая карманы.
– Зачем ты это делаешь? – спросила Элиссанда.
– Делаю что?
– Я улыбалась, потому что этого требовал дядя. Почему ты нарочно ведешь себя так, чтобы люди не воспринимали тебя всерьез?
– Не понимаю, о чем ты, – отрезал Вир.
Элиссанда и не ожидала, что муж ответит на прямой вопрос, но это резкое отрицание все равно ее расстроило.
– Когда Нидхем приходил в городской дом осмотреть тетю, я спросила, что ему известно о несчастном случае. Он сказал, что как раз в то время гостил у твоей родственницы и знает о падении все.
– Ну, вот видишь – теперь тебе известно о травме не только с моих слов.
Но ведь муж позвал именно Нидхема, когда не хотел распространяться о пулевом ранении. До сих пор никто из слуг и не подозревал о том, что маркиз был ранен: все повязки либо сжигались, либо выносились из дома.
– Кстати, как твоя рука?
В последний раз он позволил жене сменить повязку вечером перед дядиным арестом.
