Конни Райнхолд - Безмолвные клятвы
– Я прошу тебя приходить в мою спальню. А уж ты волен делать все, что захочешь.
– Ты не очень-то жаждешь дать мне эту свободу?
– Не очень…
Генри наклонился и коснулся губами ее щеки.
– Ты готова?
– Да.
– Хорошо.
Речел почувствовала, как закружилась голова, когда Генри взял ее на руки и понес к дому, позабыв об оставленных на траве кувшине, тарелках и пустой корзине.
– Генри… перестань… остановись!
Она изловчилась и ударила мужа кулаком между ног.
– Хэнк! Остановись… пожалуйста…
– Речел, черт побери! – взревел он, согнувшись от боли. – Ты так кастрируешь меня!
– Отпусти!
Генри остановился и осторожно положил Речел на траву.
– Не называй меня Хэнк, – произнес он.
– Я назову тебя еще хуже, если будешь так груб со мной!
– Ты же говорила, что готова…
– Да, но я ношу ребенка, – она указала на свой живот. – Что мы ему скажем, если он родится кривобоким? Что его отец был слишком нетерпелив? Или что он таскал свою жену, как перетаскивают бревна?
Генри неожиданно расхохотался – звучно и раскатисто. Речел замолчала, слушая его смех. Она снова почувствовала головокружение, когда муж бережно взял ее на руки и понес в дом. Он ногой открыл заднюю двери и через кухню вошел вместе с Речел в ее спальню. На этот раз она не сопротивлялась. Казалось, что тело ее растаяло, став текучим и зыбким, как вода…
– Ты рад, что у нас будет ребенок? – произнесла она.
– Я еще не думал об этом, Речел.
– Тогда что ты делаешь? Зачем?
– Я уже исполнил свой долг перед тобой, Люком и родом Эшфордов. Теперь я свободен и требую то, что мне причитается. Я здесь, потому что сам этого хочу.
Посадив жену на кровать, он нетерпеливо расстегнул ее платье и снял его через голову. Речел не могла пошевелиться, не смела произнести ни слова, когда Генри стащил с нее оставшуюся одежду и принялся за свою.
Когда все было сброшено на пол, Генри ласково, но настойчиво заставил ее лечь на спину. Речел нырнула под покрывало и посмотрела мужу в глаза. В полумраке они казались черными с чуть заметной синевой. Но теперь она не боялась ни этих глаз, ни самого Генри.
Сердце ее бешено застучало, когда муж тоже забрался под покрывало, крепко обнял ее и тяжело задышал, ощутив тепло и мягкость ее груди. Его рука скользнула по талии Речел к бедру.
Она почувствовала, как его пульсирующая твердая плоть коснулась ее живота, а потом оказалась у нее между ног. Речел застонала, но Генри поймал ее рот своими губами и стал целовать.
Мужские пальцы легли на мягкие выпуклости грудей и начали ласкать их. Речел взяла руки Генри в свои, провела его ладонями по своей груди, заставив коснуться затвердевших сосков, и Генри снова услышал ее стон. Он прервал поцелуй, опустил голову, захватил губами один из сосков и начал жадно сосать, а другой сжал двумя пальцами и несколько раз покрутил.
Речел поняла, что больше не может вынести напряжения, сковавшего ее тело, не в силах сдерживать страсть, требовавшую утоления. Она выгнулась ему навстречу и почувствовала, как он сильно и глубоко вошел в нее, а его руки скользнули вниз, на ее бедра.
Речел казалось, что Генри постепенно сводит ее с ума. Он так медленно опускался, поднимался и снова опускался, каждый раз делая длинные паузы, что она думала, будто муж просто дразнит ее. Но Генри по капле пил и смаковал свое наслаждение, стремясь продлить это состояние до бесконечности.
Наконец, его бедра стали двигаться быстрее. Он прерывисто задышал и теперь смотрел прямо в глаза Речел. Она запрокинула голову, и в ее зрачках сверкнуло яростное, неутолимое желание. Теперь Генри старался проникнуть в нее как можно глубже, чтобы не только сполна насытить собственную страсть, но и утолить телесную жажду Речел, доставить ей как можно больше удовольствия.
Речел ощущала, как мужская плоть снова и снова наполняет ее горящее лоно и достигает сердцевины всего ее существа. Еще никогда она не была столь полна жизненных сил и свободна в своих желаниях, столь уверена в себе. Их тела двигались в одном ритме. Ее ногти впились в его плечи, а губы осыпали поцелуями лицо мужа.
Когда Генри осторожно перекатился на спину, Речел не сомневалась, что муж сейчас покинет ее спальню, как его плоть только что покинула ее тело. Она останется одна лежать в своей кровати, окруженная пустыми мечтами и запахом недавней страсти.
Он сел на край кровати, и Речел поняла, что ее худшие опасения подтверждаются. Чтобы не видеть, как муж соберет одежду и уйдет, она отвернулась к стене. Ей хотелось крикнуть, чтобы он остался. Но вместо этого она закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать…
Проснувшись на следующее утро, Речел ощутила на спине мерное, ровное дыхание и тепло, исходившее от мужского тела. Она не стала поворачиваться, боясь разбудить Генри.
Впервые с тех пор, как Речел дала брачные клятвы, она по-настоящему почувствовала себя женой.
ГЛАВА 20
Конец августа
Генри стоял перед последним портретом Речел. Он отступил назад, чтобы рассмотреть эту новую, изменившуюся Речел – бедра ее стали чуть шире, грудь полнее, а живот понемногу увеличивался с каждым днем. Ребенок, которого она носила, казался Генри чем-то нереальным. Он был частью Речел и принадлежал только ей. И когда Генри рисовал жену, он видел, как меняется ее телесный облик, не замечая глубинных, душевных перемен, произошедших в ней.
Он не хотел их замечать, не хотел признавать, что существо, которое носит Речел в своем чреве, принадлежит и ему, является частью и его самого. Наверное поэтому Генри не спешил перебираться в дом жены. Когда Речел сообщила, что приготовила для него комнату, Генри был очень тронут ее вниманием, но снова почувствовал себя должником и решил доказать, что прекрасно обходится и без этой комнаты.
В хижине воцарился полумрак, когда солнце скрылось за темной тучей. Генри не обратил на это внимания. Он думал, что, как только холст высохнет, его можно будет отправить к дюжине остальных, на которых изображена Речел. К дюжине неоконченных портретов.
Гораздо лучше удавались портреты Феникса. У него было простое открытое лицо – его жизнь была такой же открытой и понятной. Если Генри, сколько ни старался, не мог в точности воспроизвести выражение глаз Речел – каждый раз художник оставался недоволен, – то взгляд Феникса на всех портретах оставался одинаково ясным.
Как и для Речел, для Генри Феникс стал настоящим другом. Хотя Генри не знал, что такое дружба, и само это понятие оставалось для него чуждым, но в присутствии Феникса он всегда чувствовал себя увереннее и смелее.
Феникс обходился с ним запросто и сам ничего не требовал. А когда два месяца назад в салуне произошла стычка, именно Феникс заступился за Генри, предложив ему поддержку – и свои кулаки – в неравной драке.
