Дженнифер Маккуистон - Приключения новобрачных
Борода его слегка царапала ее щеки, и это ужасно возбуждало. Интересно, что бы она чувствовала, если бы борода его так же касалась не щек, а иных, более нежных участков ее тела? Джорджетт всем телом приникла к нему. Ей хотелось большего, чем поцелуй. Под напором страсти рушились ее устоявшиеся принципы. Впервые у нее закралась мысль о том, что ее неудачный опыт замужества еще не означал, что любой брак должен быть таким же беспросветно тоскливым.
Джеймс первый пришел в себя. Он отстранился, тяжело дыша, и взгляд его казался непроницаемым. Может, он счел ее непозволительно дерзкой? Или просто непоследовательной?
– Эй, поцелуй ее еще, Маккензи! – вдруг раздались голоса.
Джорджетт в замешательстве осмотрелась. Толпа горожан, ранее плотным кольцом окружавшая костер, начала рассеиваться, растекаясь по улицам. Вокруг было множество пар – некоторые держались за руки, некоторые обнимались. Солнце еще не село, и они с Джеймсом были у всех на виду, их узнавали. Ну почему она забыла об осторожности?
– Расслабься, – шепнул ей на ухо Джеймс. – Во время Белтейна целоваться не возбраняется, даже наоборот. Мы просто следуем традиции. Если не станем привлекать к себе внимание, о нас попросту забудут.
С бьющимся сердцем Джорджетт подняла на Джеймса глаза. Его верный конь стоял рядом. И казалось, Цезарь, в отличие от нее, считал, что все происходящее – в порядке вещей. Вечер еще не наступил, было только шесть часов, а праздник, если верить Элси, продлится далеко за полночь.
И тут Джорджетт вспомнила кое-что важное. Джеймс сказал, что город закроют для любого вида транспорта, после того как зажгут костер. Следовательно, Рандольфу придется идти пешком туда, где он оставил старую серую кобылу, на которой прискакал в город. И это открывало перед ними кое-какие возможности.
– Ваш конь быстрый? – спросила она с надеждой, внезапно вытеснившей смущение.
Джеймс смотрел на нее в недоумении.
– А к чему этот вопрос?
– У нас есть возможность оказаться у вашего отца раньше, чем к нему приедет Рандольф, – ответила Джорджетт. – Рандольфу придется пробираться сквозь толпу, чтобы добраться до своей лошади, а ваш конь уже при вас.
Джеймс не проявил энтузиазма.
– Я не разговаривал с отцом одиннадцать лет, – сообщил он. – Не думаю, что он пожелает меня выслушать.
Джорджетт шагнула к коню. Она точно знала, как должна действовать.
– Одиннадцать лет назад ваш отец не располагал достаточной информацией для того, чтобы принять правильное решение. Вы хотите, чтобы он поступил так же и сейчас? – Джорджетт оперлась ладонями о седло. – Подсадите меня, – приказала она.
– Вы готовы поехать со мной? – недоверчиво спросил Джеймс.
Джорджетт закатила глаза.
– Для учившегося в Кембридже солиситора вы слишком туго соображаете. Я хочу вам помочь. И, возможно, ваш отец будет к вам более благосклонен, если я смогу рассказать ему все про Рандольфа и про то, что он намеревался сделать.
Джорджетт затаила дыхание. Она стояла, опустив взгляд на седло, и ждала, какое Джеймс примет решение. Долго ждать не пришлось. Он крепко обхватил ее лодыжку и с легкостью, словно она была пушинкой, подбросил вверх. Джорджетт не слишком грациозно заерзала в седле, подвинувшись вперед, чтобы освободить для него место позади себя.
Но Джеймс не спешил присоединяться к ней. Джорджетт взглянула на него сверху вниз. Вид у него был озадаченный. Что же еще она должна сказать, чтобы его убедить?
– И вообще я просто хочу поехать с вами, – добавила она. – Так-то вот.
Джеймс молча кивнул и, поставив ногу в стремя, ловко перекинул другую через круп коня. За спиной ее словно выросла теплая и крепкая стена. Джорджетт закрыла глаза и прикусила язык, чтобы не сболтнуть ненароком лишнего. «Один Бог знает, пожалею я завтра об этом решении или нет», – сказала она себе.
Глава 22
За те полчаса, что Джорджетт балансировала у него на коленях, Джеймс пришел к однозначному заключению, что путь его лежал в ад. Хотя, возможно, они уже туда прибыли.
Подгоняемый необходимостью прибыть в Килмарти раньше Бартона, Джеймс почти сразу же пустил Цезаря в галоп. Ему ни разу еще не приходилось скакать галопом в состоянии сильнейшего возбуждения, но, как бы то ни было, он справился с задачей, хотя и не питал иллюзий относительно того, что его возбуждение прошло для Джорджетт незамеченным. Но следовало отдать должное ее такту – она ему ничего не сказала.
Когда же он наконец остановил уставшего жеребца возле замка Килмарти и спешился, ему пришлось потратить несколько секунд на то, чтобы, одернув сюртук, прикрыть зримое свидетельство своего желания. Джеймс очень надеялся поостыть, но, к несчастью, помогая своей обольстительной спутнице спуститься, увидел ее мелькнувшие под юбками ноги, обтянутые чулками, и поймал себя на мысли, что не хочет ее отпускать. Ночью он уже держал ее в объятиях – и все бы отдал за то, чтобы и грядущую ночь провести с Джорджетт. Джеймс не мог забыть их последний поцелуй – тот самый, возле кузницы, который она подарила ему в утешение. Но вместо того чтобы утолить его печали, этот поцелуй словно вывернул наизнанку его душу.
И вот – новое испытание: после одиннадцати лет угрюмого отчуждения он должен предстать перед отцом. Не слишком ли много потрясений за один день?
Джеймс с трудом заставил себя отпустить Джорджетт и отступил на шаг. Откуда ни возьмись, как это обычно и бывает, появился конюх, и Джеймс передал вспотевшего коня его заботам.
– Проведи его спокойным шагом минут десять, пожалуйста. Ему пришлось везти двоих, и он запыхался.
Конюх кивнул:
– Будет сделано, сэр.
– Но не надо снимать с него седло, – предупредил Джеймс. – Мы не останемся надолго.
Конюх удалился, уводя за собой Цезаря, и Джеймс, глядя ему вслед, со вздохом подумал, что конь его выйдет из конюшни Килмарти гораздо более ухоженным. У графа все было на высшем уровне, таковы уж его правила.
Подняв взгляд на каменные башенные зубцы, украшавшие каждый из флигелей усадебного дома, Джеймс проговорил:
– Вот и Килмарти-касл. Нам сюда, – добавил он, указав на парадную дверь.
Поместье Килмарти насчитывало четыре века, но пять лет назад к замку пристроили новые флигели, и теперь усадьба выглядела так, словно сама не знала, как именно хотела выглядеть. Дом – если насквозь продуваемый сквозняками старый замок можно было назвать домом – стоял на вершине высокого утеса над озером и, несмотря на свой внушительный вид, отчаянно нуждался в ремонте.
Больше десяти лет Джеймс успешно игнорировал это место, а сейчас вдруг почувствовал, как болезненно сжалось сердце в груди. Сейчас он войдет в дом и потребует аудиенции с человеком, из-за которого когда-то решил навсегда покинуть замок.
