Лаура Гурк - Грешная жизнь герцога
Лакей бросился выполнять указание, пробежав мимо Пруденс в дверь таверны, парочка тоже двинулась к входу. Когда они подошли ближе, женщина удивленно воскликнула:
– Не могу поверить, мисс Абернати, это вы? – Она остановилась и протянула затянутую в перчатку руку. – Вы, наверное, не помните меня, – продолжала она, и ее жизнерадостный дружелюбный голос дал толчок к узнаванию. – Я…
– Леди Стэндиш, – закончила за нее Пруденс, пожимая протянутую руку и ответно улыбаясь. – Как поживаете?
– Так вы меня помните? Мне показалось – нет, потому что у вас было такое лицо, – вы знаете, что я имею в виду, – словно вы изо всех сил пытаетесь вспомнить, но не получается. – Она указала на мужчину: – Это мой муж, граф Стэндиш. Дорогой, это мисс Абернати.
– Как поживаете? – Мужчина приподнял шляпу, взглянул на жену: – Не сомневаюсь, что вам хочется поболтать.
– А вам выпить? – смеясь, сказала леди Стэндиш. – Ступайте тогда. Я выпью свою мадеру здесь и поговорю с мисс Абернати.
Ее муж ушел, а она снова заговорила с Пруденс:
– Неудивительно, что вы не сразу узнали меня. В тот день, когда нас представили друг другу, вы были в сильном волнении.
– У мадам Моро царила такая суматоха.
– Я думаю! И все из-за вас, моя дорогая. Моро так лебезила перед вами.
– Да. По-видимому, я неожиданно сделалась значительной особой.
Ироничность в голосе не ускользнула от собеседницы, которая бросила на нее понимающий взгляд.
– Боюсь, это в человеческой натуре. Но вам надо привыкать, потому что когда вы станете герцогиней, будет еще хуже. Вы ведь должны стать герцогиней, да? Я слышала, что вы выходите замуж за Сент-Сайреса.
Пруденс кивком подтвердила это, и леди Стэндиш хлопнула в ладоши, как обрадованный ребенок.
– Я знала это! Я с самого начала знала, что вы подходите друг другу!
– Как? – Пруденс стало любопытно, потому что, насколько ей помнилось, она видела леди Стэндиш всего лишь один раз – у мадам Моро. Но прежде чем Пруденс заговорила, раздался другой голос:
– Ваша мадера, миледи.
Леди Стэндиш повернулась к лакею, успевшему вернуться с серебряным подносом, на котором стоял хрустальный бокал.
– Наконец-то! – Она взяла бокал, сделала глоток и благодарно вздохнула. – Вот что мне было нужно. Спасибо, Мортимер.
Лакей с поклоном удалился, а графиня вновь обратилась к Пруденс:
– Тому, кто привык путешествовать на поезде, передвижение в экипаже представляется утомительным, вы не находите? Приходится делать остановки, чтобы передохнуть, даже если ваше путешествие ограничивается одним-двумя графствами.
– Так вы просто проезжали мимо деревни?
– Да. Мы едем в Тэвисток в гости, нам нужно успеть к обеду. Но хватит о моих планах. Мне хочется поговорить о вас, дорогая. О вас и Сент-Сайресе. Я была так взволнована, когда прочитала в газете о вашей помолвке. – Наклонившись к Пруденс, она с улыбкой добавила: – Всегда гораздо забавнее читать сплетни о других, чем о себе. – Она не дала Пруденс шанса вставить замечание, с жаром продолжив: – Ваш брак, конечно, моя заслуга. Ну, когда герцог рассматривал вас в театральный бинокль, смело могу сказать – он был совершенно сражен, бедняга. Но он думал, что вы все еще швея. – Она чуть нахмурилась, поднося бокал к губам. – Хотя откуда он знал о вашей профессии, для меня загадка. В любом случае я уже знала о вас все, потому что леди Марли рассказала мне вашу удивительную историю у портнихи. И я сразу же открыла герцогу глаза.
В этом потоке излияний два слова в особенности задели Пруденс.
– В театральный бинокль? – повторила она, и по ее спине поползла тревога.
Графиня сделала еще один глоток и кивнула:
– Да, в «Ковент-Гарден». Сент-Сайрес разглядывал публику в театральный бинокль и увидел вас из ложи напротив. Когда я спросила его, на кого он смотрит…
– Подождите, – умоляюще сказала Пруденс, выставляя руку и останавливая собеседницу. Должно быть, это ошибка. Она только один раз была в опере и прекрасно помнила тот вечер. Какое-то ужасное немецкое представление, но в антракте она увидела Риса. Он тогда не знал о ее новых обстоятельствах, а она намеренно избегала говорить о них. Он прислал ей шампанское, и они вместе подняли бокалы. Неужели леди Стэндиш сидела с ним рядом в тот вечер? Пруденс не могла вспомнить, она смотрела только на Риса. Мысленно она видела, как он, не сводя с нее глаз, откинулся в кресле в ложе напротив, видела едва заметную улыбку на его губах. Даже теперь при одном воспоминании об этом ее сердце затрепетало.
Она глубоко вздохнула.
– Вы рассказали герцогу обо мне? – спросила она, пытаясь понять. – Вы рассказали ему о моем отце и его наследстве? В опере?
– Конечно, я рассказала ему! – Леди Стэндиш казалась очень довольной собой. – Должна сказать, что вы сразу понравились ему, но герцог не может жениться на швее! Особенно Сент-Сайрес, потому что он совершенно разорен. – Она доверительно подмигнула Пруденс, как женщина женщине: – В нашем мире приданое все меняет для девушки, разве нет, моя дорогая? Оно может сделать швею герцогиней. Я знаю об этом по собственному опыту, потому что когда я встретила Стэндиша, у меня не было приданого…
Голос графини начал звучать словно издалека. Пруденс приложила пальцы ко лбу и старалась осмыслить услышанное, но на нее нашло какое-то оцепенение. Значит, он узнал о ее деньгах в опере. Не на Литтл-Рассел-стрит. Но в этом не было смысла.
– Моя дорогая мисс Абернати, вам плохо? – Беспокойство в голосе графини проникло в ее сознание. Она подняла голову и отняла руку ото лба.
– Вдруг разболелась голова, – сказала она с жалобной улыбкой. – Ничего серьезного. Продолжайте. Это… так интересно. Совершенно захватывающая история.
– Он обожал меня, но у меня, мисс Абернати, не было ни пенни, так что мы не могли пожениться. Но потом умер мой дедушка…
Графиня увлеченно щебетала о своем романе с графом Стэндишем, случившемся много лет тому назад, а Пруденс улыбалась и кивала, и не слышала ни слова, потому что пыталась отделаться от ужасной, невозможной мысли, которая закрадывалась ей в голову.
Здесь должна была корениться ошибка. Он не мог знать о деньгах в опере. Он не знал о них, когда на следующий день они встретились в Национальной галерее, и потом, когда они отправились на пикник, и на балу. Он не знал. Не знал.
Если только не лгал ей все это время.
А если так, то все в мире менялось, теряло цвет и форму, искажалось. Никаких сияющих глаз, никакого розового глянца, никакой романтичной любви. Только неприглядная реальность, пусть и украшенная блестками.
Перед ее глазами словно переворачивались страницы книги с картинками, она видела себя и его и все, что случилось, но совсем в другом свете.
