Элизабет Бойл - Без ума от герцога
— Мушка? — сонно произнес сбитый с толку Ричардс, которого разбудила служанка.
— Да, — с энтузиазмом ответил Джеймс. — И я выиграл. Ричардс, вы на седьмом небе будете, когда узнаете, что я выиграл для вас. Рецепт сапожной ваксы лорда Маркина. Вам все станут завидовать, когда об этом узнают.
— Спасибо, ваша светлость, — поблагодарил камердинер, зажав листок двумя пальцами. Подойдя ближе к хозяину, он почувствовал запах трущоб, дешевых сигар и бренди. — Вам приготовить ванну, ваша светлость? — брезгливо спросил он.
На самом деле это не был вопрос.
Из холла появилась миссис Окстон.
— Ваша светлость, вы дома. — Ее острые глаза заметили и ранний час, и потрепанный вид обоих братьев. Следующие ее слова были обращены к Джеку: — И что скажет об этом леди Джон? Вы женатый человек, у вас дети! Я думала, вы наконец избавились от своей необузданности.
— Это не я, миссис Окстон. Я пошел под давлением. — Джек указал пальцем на брата.
Фыркнув, она пристальнее присмотрелась к герцогу.
— Храни нас святые угодники! Где вы были?
— Я всю ночь играл в мушку и сегодня намерен жениться. Что скажете на это, миссис Окстон?
Все посмотрели на Джека за подтверждением сказанного, и брат герцога слабо махнул рукой, словно благословляя это безумие.
Что делает экономка, узнав, что хозяин сошел с ума, а в доме вот-вот появится новая хозяйка? Хотя, честно говоря, это бледнеет в сравнении с тем, что через пару недель все они пойдут по миру из-за пристрастия герцога к картам.
Миссис Окстон делала то, что сделала бы любая опытная и решительная экономка. Она подхватила лишившегося чувств Ричардса.
Уинстон через несколько часов спустился в кухню с подтверждением планов герцога.
— Он написал леди Стэндон. — Обычно уравновешенный секретарь выглядел несчастным. — И я должен доставить письмо немедленно.
Миссис Окстон прищелкнула языком:
— Это все ее рук дело. Он был совершенно нормальным до того, как встретился с ней.
Все закивали.
— Он хочет, чтобы Фоули сейчас же это доставил. — Уинстон взглянул на сложенную бумагу.
— Он больше ни о чем не упоминал? — спросил Кантли.
Все в кухне замерли.
Все понимали, что имеет в виду дворецкий, поскольку новость о планах герцога с молниеносной быстротой разнеслась по дому.
И со столь же взрывной силой.
Бедный секретарь даже не мог выговорить это. Он просто кивнул.
Ричардс восполнил то, что не мог сказать Уинстон.
— Он собирается сегодня встретиться с архиепископом. Хочет получить специальную лицензию. Говорит, что намерен жениться и спасти ее, пока она не угодила в какую-нибудь неприятность сегодня у Лонгфорда.
— Лонгфорд? — возмутилась миссис Окстон. — Этот греховодник?
Некоторые кивнули, слуги в Мейфэре отчаянно сплетничали, и о приватных вечеринках герцога Лонгфорда, которые не обсуждались в высших кругах, было хорошо известно прислуге.
— Неудивительно, что он хочет спасти ее, — сказала одна из горничных. — Это геройство и довольно романтично, правда?
— Скорее глупо! — отрезала миссис Окстон. Если леди настолько безмозглая, что готова спутаться с Лонгфордом, то вряд ли она достойна выйти замуж за их герцога. — Нам всем конец. Я сегодня слышала от нашей поварихи, которая узнала это от поварихи лорда Ходжеса, а та от экономки герцога Холлиндрейка, что эти вдовы Стэндон настоящие чертовки. Чуть не погубили беднягу Холлиндрейка своим расточительством и дрязгами, вот почему он сослал их в тот ужасный дом. А теперь одна из них станет нашей погибелью.
Экономка разразилась слезами, и все знали почему.
Долгие годы вдовства Паркертона были для нее благом. Нет хозяйки, перед которой надо отвечать и бегать по дому по ее повелению. Любая экономка может об этом только мечтать.
А теперь этому приходит конец.
Кантли выхватил письмо из рук Уинстона и бросил в огонь, прежде чем его успели остановить.
— Нет, если она не примет его. — Он оглядел персонал.
— Если ее не предупредили заранее… — оживился Ричардс.
— …то она не будет готова, — договорил Кантли. — Это его безумие станет нашим благословением. Если она его не ждет, и все еще считает его поверенным, то когда он явится и объявит, что он Паркертон, она сочтет, что он сумасшедший, и прогонит его.
— Вы не видели, как они целовались, — покачал головой Фоули.
— Это не имеет значения, если к тому времени, когда он явится, она уедет к Лонгфорду, — блеснув глазами, сказал Ричардс.
— Если герцога там не будет, чтобы остановить ее, — подхватил Кантли, — тогда леди Стэндон станет их проблемой.
Под словом «их» подразумевался персонал Лонгфорда. Пусть у них будет новая хозяйка, а в доме Паркертона все пойдет своим чередом.
Все закивали.
Но если им и предстояло сегодня что-то сделать, так это убедиться в том, что все их усилия напрасны.
Элинор бродила по гостиной, размышляя, что она наделала. Она поссорилась с Сент-Мором и прогнала его. К большому ее сожалению, он поймал ее на слове и оставил одну.
— Ох, Элинор, хотела бы я, чтобы ты передумала насчет приглашения Лонгфорда, — входя в гостиную, сказала Минерва.
— Я сама об этом думала, — призналась Элинор. — С одной стороны, не могу сказать, что чувствую к нему хоть какое-то расположение, а с другой — что еще я могу сделать?
Минерва подошла к Элинор и взяла ее за руки.
— Иди к нему. Расскажи ему все. Умоляй о помощи.
Элинор прекрасно знала, кого подруга имеет в виду.
Сент-Мора.
Будь Элинор честной, она призналась бы подруге, что надела пурпурное платье не для Лонгфорда. Она сделана это, надеясь, что Сент-Мор приедет с визитом. И как только увидит ее в этом платье, ссора будет забыта, он снова назовет ее своей Элинор и вместе они найдут способ справиться с лордом Льюисом.
Но теперь, когда она битый час шагала по гостиной, каждый шаг, казалось, говорил: глупая, глупая, глупая.
Ясно, что он не придет сегодня. А может, никогда не придет.
— Я не могу пойти к нему, — едва слышно произнесла она, смущенная тем, что рассматривает такую возможность. — Вряд ли это прилично.
— Без этого, конечно, неприлично. — Минерва протянула ей бриллианты Стерлингов. — Тия сказала, что ты спустилась сюда хандрить.
— Я вовсе не хандрю, — запротестовала Элинор, хотя ее сестра сказала правду.
— Это не имеет значения, — отмахнулась Минерва. — Нет такого плохого настроения, которое нельзя было бы исправить этим. — Надев на подругу ожерелье, она застегнула замочек. — Должна признаться; что в тоскливые минуты я надевала его у себя в комнате и сразу чувствовала себя гораздо лучше.
