Биверли Бирн - Пламя возмездия
– Этого я точно не знаю, – признался Джемми. – Но я не почувствовал к нему недоверия. Вот его визитная карточка.
Он передал карточку Норману. Норман внимательно посмотрел на строчки мелких букв.
– Я не могу это произнести, эти русские фамилии. Что в точности он сказал тебе?
– Что когда-то работал в Российском Императорском Казначействе. Что у него сохранились и поныне какие-то контакты.
Джемми вспотел и вытирал лицо огромным носовым платком.
– Полагаю, что он ожидает, что ему заплатят за эту информацию, – с этими словами Норман сунул карточку в жилетный карман.
– Этот вопрос мы не обсуждали. Он действительно вел себя вполне по-джентльменски. Естественно, я предположил…
– Спокойно. – Норман посмотрел на своего старшего сына. – Чарльз, подготовь пачку пятифунтовых банкнот. Скажем, двадцать купюр по пять фунтов. Этого, я полагаю, будет вполне достаточно для начала.
– Ты собираешься с ним встретиться? – спросил Джемми.
– Да, конечно. Сначала я должен предпринять кое-какую небольшую проверку, но встретиться с ним совершенно необходимо.
Джемми поднялся с явным намерением закрыть заседание.
– Подожди, – пробормотал Генри. – Относительно судна. Мы ведь еще не урегулировали вопрос о том, что будет с теми, кто остался.
– А кто мог остаться? Нам об этом ничего не известно, – вмешался Тим.
– Дядя Генри имеет в виду вдов и детей. – Чарльз смотрел на отца. – Я с этим предложением согласен. Мы обязаны выплатить им компенсацию.
Тим заговорил прежде, чем Норман успел что-либо ответить.
– Наше нынешнее положение не совсем подходит для того, чтобы швыряться деньгами.
– Не будь ослом, – взорвался Чарльз. – Если мы в состоянии заплатить этому русскому, о котором мы толком ничего не знаем, за его сомнительную услугу, то как-то поддержать людей, которые имеют на это полное право, мы можем. Тех людей, которые от нас зависят.
Джемми и Генри кивнули в знак согласия.
– Ты сентиментален, сын, – сказал Норман. – Это не очень хорошо для банкира. Но в данном случае ты абсолютно прав. Позаботься об этом. По двадцать пять фунтов каждой вдове. И по пять фунтов на каждого малыша, которые на ее шее. – Он поднялся. – А ты, Генри, займись Ллойдом. Держи их в напряжении. Я занимаюсь русским. Чарльз, как уже сказал, занимается выплатой компенсации.
Сюрпризом было то, что Джемми получит конкретное поручение. Тим выжидательно смотрел на отца, но Норман ничего больше не сказал.
– А я, что я должен делать, отец?
Норман уставился на него.
– Ты знаешь, что-то мне в голову ничего не приходит, – помедлив, сказал он. – Мне кажется, ты уже достаточно наделал.
Филипп Джонсон встретил своего шефа молча. Джонсону было уже известно об утрате «Сюзанны», как и всему банку. Секретарь намеревался выразить Норману свои соболезнования по этому поводу, но, заметив на его лице плохо скрываемое бешенство, отказался от своих намерений.
Норман прошел мимо Джонсона, будто он был пустым местом, зашел в кабинет, захлопнув за собой дверь. Джонсон посмотрел ему вслед и снова занялся бумагами. Минуты через три дверь кабинета опять открылась. На пороге стоял Норман. Джонсон встал из-за стола.
– Пришлите ко мне моего сына Тимоти. Сию же минуту.
– Да, сэр.
– Нет, вот что, подождите. Я сам к нему поднимусь.
Секретарь с изумлением смотрел на Нормана, который быстро прошел мимо и направился к лестнице, ведущей на четвертый этаж. Джонсон не мог припомнить ни одного случая, чтобы мистер Норман раздумал вызвать кого-либо из своих родственников к себе, и предпочел предстать перед ними собственной персоной. За исключением лорда, конечно. Но случаи, когда мистеру Норману вдруг захотелось бы пообщаться с мистером Джеймсом, были крайне редки.
Норман поднимался по лестнице, шагая через две ступеньки. У него внутри все кипело от злости, которую все труднее было сдержать по мере приближения к кабинету, который занимал его сын. Каков скот! Неблагодарная свинья! Норман чувствовал, что каким-то образом Тимоти связан со всеми этими коллизиями, как-то причастен к этой цепи неприятных совпадений.
Но как? Почему? На эти вопросы у него не было ни одного вразумительного ответа.
Ни слова не говоря, он прошествовал мимо трех ошарашенных служащих у кабинетов Чарльза и Тимоти, и вошел в тот, который располагался по левую руку от него.
Тим не видел, кто вошел. Он сидел в кресле спиной к двери и глядел в окно. Ногами опирался о высокий подоконник, а руки были заложены за голову – вид человека удовлетворенного жизнью.
– Тим, повернись, я хочу с тобой поговорить.
Тим повернулся не сразу, поставил ноги на пол, затем сделал виток во вращающемся кресле.
– Да?
– Да, сэр, – вот как ты должен отвечать. Это первое. Хватит с меня твоей подлости и неприятностей, которые происходят по твоей милости. Второе – мне известно о фениях.
Тимоти посмотрел на багровое лицо своего отца. Глаза его метали злобные искры. У Тимоти неприятно заныло в животе.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Какие фении?
Норман подошел к столу, наклонился к нему, опираясь руками о край стола.
– Я – твой отец и твой работодатель. Ты должен, обращаясь ко мне, называть меня «сэр». И встань, когда я с тобой разговариваю! – повысил голос Норман.
Тимоти поднялся.
– Вы сами себя накачиваете, отец. Вам не пойдет на пользу, если вы не возьмете себя в руки.
– Я возьму себя в руки, черт возьми! Причем тогда, когда сочту это необходимым. Когда я, в конце концов, выясню, в какую мерзость ты впутался сам и впутал всех нас. И не смей смотреть на меня так – не будет у меня ни разрыва сердца, ни удара, чтобы облегчить твою задачу, не дождешься ты этого. Дай Бог тебе мое здоровье, и что бы вы там с этой Лилой не затевали, какую бы кашу не заварили – подыхать я пока не намерен. Это бы, конечно, развязало бы вам руки, но уж нет!
– А какое отношение имеет ко всему она? – спросил Тим, добавив едва различимое на слух «сэр».
– А вот об этом ты сам мне должен рассказать.
– Мне нечего вам рассказывать. Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
– Да нет, Понимаешь. Она ведь здесь, в отеле «Коннот», в Лондоне. И ты с ней встречался.
Это был выстрел наугад, у него в действительности не было доказательств, что он и Лила встречались. Это было просто догадкой, случайно пришедшей на ум.
Тимоти постепенно приходил в себя. Глупо отрицать факт встречи с Лилой.
– Я пил с ней чай неделю назад. Мы встречались, чтобы поговорить по поводу моей жены и этого ее ублюдка Майкла. Но я все еще не пойму, какое это имеет отношение к происходящему теперь? Вы же сами посоветовали мне встретиться и переговорить с Лилой.
Норман помнил об этом, но не собирался дать Тиму ускользнуть.
– Я не говорю сейчас об этой шлюхе, на которой ты имел неосторожность жениться, я говорю о Лиле Кэррен. Лила жаждет власти. Ей для ее Майкла нужна Кордова, хотя покойный Хуан Луис строго-настрого это запретил в своем завещании. И она теперь использует тебя для того, чтобы проникнуть туда. Единственное, что я пока не понимаю, каким способом она собирается все это осуществить или что она пообещала тебе в обмен на твою помощь. И какая роль здесь отведена фениям? И рассказать об этом должен мне ты.
У одного из окон кабинета стоял небольшой столик с объемистым графином шерри. Тимоти подошел и налил себе вина, чувствуя, как взгляд отца сверлил его спину.
– Вот, возьмите и выпейте. Вы почувствуете себя лучше.
Норман протянул руку, будто хотел взять стакан, но, внезапно размахнувшись, выбил бокал у Тимоти. Бокал упал на ковер и не разбился. Брызги пролитого вина быстро впитывались в ковер, образуя бурые пятна.
– Досадно, – сказал Тимоти вполголоса. – Прекрасное амонтильядо, присланное Руэсом месяц назад. Его у нас не очень много.
– Перестань играть со мной. Не пытайся сбить меня с толку своими самоуверенными манерами, сынок. – Норман говорил очень тихо. – В эту самую минуту твои штанишки уже намокают от страха, совсем как тогда, когда ты был ребенком. В тебе ведь никогда не было настоящей храбрости. Той, которая присуща мужчине. Всегда ты был маменькиным сынком, пока она не умерла, и не было больше юбок, за которыми ты мог бы прятаться. Каждый раз, когда ты заслуживал розог и получал их, ты бросался к своей мамочке или гувернантке. Теперь у тебя для этого есть Лила Кэррен. Для того, чтобы напоминать тебе, что у тебя штаны на заднице, а не юбка.
У Тима в горле комком встало бешенство. Чтобы заговорить, нужно было его одолеть. И он одолел.
– Вы не имеете права упоминать имя моей матери. Вы ее убили! Вы и ваша бесконечная беготня за всеми лондонскими суками. Вы недостойны даже туфли ей лизать. И тогда, и сейчас.
Рука Нормана поднялась с быстротой змеи, бросающейся на жертву. Сжатый кулак был уже готов ударить это красивое невозмутимое лицо. Но Тим оказался проворнее. Он схватил отца за запястье и крепко удерживал. Да, мальчишка был не только проворным, но и на удивление сильным. Норман мгновенно понял, что с сыном ему не справиться, во всяком случае, тот физически сильнее его. Он оставил попытки освободиться от этого захвата и расслабил мускулы. Тимоти, почувствовав это, отпустил руку отца. Лицо его порозовело от гордости одержанной победы.
