Сергей Минцлов - Гусарский монастырь
— Театр оглядеть бы… — молвил вдруг Агафон, сидевший у окна и смотревший на пустынную улицу и парк Пентаурова. — Нас из него выселили, а ломать его не ломают!
Шилин остановился.
— А и впрямь! Когда Леонида Николаевна пропала: до вашего ухода из театра или после?
— После…
— Надо осмотреть!…
Агафон встал и взялся за шапку.
— Ты куда? — спросил Шилин.
— А в театр.
— А ключ? Он ведь заперт?
— А через парк: сзади оконце есть низкое — выну раму и конец!
— Смотри поаккуратнее! — напутствовал его Шилин, затем сел у окошка и стал следить за действиями Агафона.
Тот, сойдя с крыльца, пересек улицу и пошел вдоль забора, ограждавшего парк. Шагов через сорок он оглянулся, затем быстро нагнулся, шире отодрал одну из отставших от столба досок и пролез в образовавшееся отверстие.
В тенистом парке было тихо и пусто.
Агафон, озираясь, добрался до театра, убедился, что он заперт, и, достав из-за голенища сапога короткий и широкий нож, подошел к окну. Рама держалась на одних гвоздях; Агафон отогнул их, всунул в щель нож и легко вынул ее из гнезда.
На случай чьего-либо прохода мимо, чтобы не бросилась в глаза стоящая у стены рама, он всунул ее в окно, поставил внутри здания и затем сам последовал за нею.
Мертвая тишина охватила его в театре. Чтобы не так трещал пол, Агафон снял сапоги и, держа в одной руке их, а в другой нож, прошел по коридору к уборным; двери их были распахнуты настежь и кроме белевших среди сумерек табуретов и столиков, ничего в них не было. Помимо уборных, в театре имелись комнаты, где хранились разные вещи и костюмы; на двери одной из них рука Агафона нащупала висевший замок.
С сильно забившимся сердцем Агафон постучал в дверь, затем выждал и постучал сильнее. Ответа не было. Тишина за ней стояла такая же, что и во всем здании.
Агафон поспешил на сцену, отыскал палку, при помощи ее выдернул пробой из двери и вошел в костюмерную. Там вдоль стен висели парики и разноцветные камзолы, колеты и платья дам, рыцарей и вельмож; на столе грудой лежали мечи и шпаги; сверху них тускло посвечивала корона, так недавно украшавшая головы Вольтерова и Македонского.
Двери в другие комнаты были не заперты: в них теснилась всякая мебель… Леониды Николаевны не было…
Агафон обошел весь театр, заглянул в каждый угол и остановился в раздумье у рампы близ черного провала в зрительный зал. Потом он повернулся лицом ко входу и на более светлой полосе прохода от двери увидал на полу у самой кулисы какой-то серый комочек.
Агафон направился туда и поднял его. Комочек оказался батистовым носовым платком. Не было сомнения, что никому из актеров или актрис он принадлежать не мог. Чей же он? Как попал на сцену?
Агафон спрятал странную находку за пазуху и, размышляя о ней, тщательно осмотрел весь проход, а затем и сам подъезд, но более ничего не отыскалось.
Тем же путем он выбрался в коридор и уже хотел вылезать из окна, как вдруг увидал Антуанетину. Она шла прямо к театру.
В мановение ока Агафон присел на корточки и, подавшись вбок, стал следить за девушкой.
В руках она несла что-то завернутое в клетчатый платок: походило будто в нем была чашка либо миска. Немного позади Антуанетиной неторопливо выступал приказчик.
Не дойдя до театра, они свернули влево и скрылись в аллее; Агафон, перебежавший на другую сторону окна, заметил, что Маремьян раза два оглянулся, словно опасаясь, как бы за ними не подглядели.
Агафон торопливо натянул сапоги и, благодаря себя в душе за предусмотрительность с рамой, выбрался наружу. Прячась за вековыми деревьями, он побежал за прошедшими.
Аллея, на которую они свернули, упиралась в густые кусты и как будто кончалась там; подобравшись еще ближе, Агафон увидал, что это только так казалось: парк тянулся дальше кустов, а в них затаилась какая-то беседка с чудною крышей.
Агафону слышно было, как звякнули ключи; двери ему видно не было, она находилась где-то сбоку, но он ясно слышал, как она заскрипела на петлях, когда ее отворили.
Почти сейчас же она опять затворилась. Агафон бросился на землю в густые лопухи и из них видел, как мимо него, всего шагах в десяти, прошли обратно те же двое лиц: в руках Антуанетиной уже ничего не было.
— Иди домой! — услыхал Агафон слова Маремьяна, обращенные к девушке. — Я еще здесь похожу, огляжу кое-что…
Антуанетина повернула в боковую аллею, а Маремьян направился к театру.
Агафон вскочил на ноги и бегом бросился к забору. У задней аллеи, прежде чем перебежать дорожку, он выглянул из-за дерева и, уверясь в том, что Маремьяна не видно, двумя прыжками перескочил через нее и прежним порядком попал на улицу.
— Однако ж ты долго! — встретил его Шилин, как только он показался в дверях.
Агафон вынул платок и передал его Смарагду Захаровичу.
— Глядите, что я в театре нашел!
Шилин развернул платок, и оба разом заметили на нем вышитую гладью букву «Л».
— Ее! — воскликнул Шилин. — На следу мы, парень!
Агафон передал ему все дальнейшее.
— Ну так и есть! — возбужденно заговорил Смарагд Захарович. — Никто, как она, в этой беседке у них!
В горницу вошел с озабоченным лицом Стратилат и бросил свою шапчонку в угол.
— Иль что новое есть? — спросил он, вдруг заметив что-то особенное в своих приятелях.
Ему показали платок и сообщили все только что происшедшее. Стратилат шлепнул себя ладонью по лбу.
— Как пить дать, Леонида Николаевна там! За сто верст киселя хлебать бегали, а под носом и не посмотрели?!
— Оно так всегда бывает! — сказал Шилин.
— Что ж, за дреколья и в парк выручать ее! — Стратилат схватился за шапку.
— За дреколья в ответ попадем! — ответил Смарагд Захарович. — Коль не она в беседке совсем, тогда дело дрянь выйдет! Надо без шума устроить… А пока Маремьян в парке путается, сбегай-ка кто-нибудь за Тихоном, он нам очень с руки будет!
Стратилат, не дослушав последних слов, уже летел по улице. Не прошло и четверти часа, он и Тихон, дыша, что лошади, только что проскакавшие по десятку верст, сидели у Шилина и уславливались, как действовать.
Хозяин потребовал закусить; два стаканчика «отечественной», опрокинутой в себя Тихоном, заставили окончательно взыграть его сердце, и без того радостно предвкушавшее грядущее событие.
— Уж и по морде ж я сейчас кого-нибудь съезжу! — мечтал он, суча здоровенный кулачище.
Молчаливый Агафон, видимо, сочувствовал ему и поглядывал на свои пудовики. Подвижной Стратилат ерзал и привскакивал на стуле, все больше и больше входя в раж и нетерпение.
— Ну теперь и в поход, я думаю, можно! — сказал наконец Шилин, ставя свой опорожненный стаканчик на стол.
Все шумно поднялись.
![Сергей Минцлов - Приключения студентов [Том I]](/uploads/posts/books/22840/22840.jpg)