Грегор Самаров - На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти
— Я не хочу думать, что уважаемый губернатор отказывается подчиниться постановлению парламента, — сказал Момзон.
— Во всяком случае, — вскричал генерал Клэверинг, — мы сумеем заставить признавать и исполнять наши решения!
Гастингс готов был вскипеть, но Барвель коснулся его руки, и он опустил голову с горькой усмешкой.
— Кроме того, — продолжал Францис, — мы ознакомимся с системой налогов и полицейского управления в Бенгалии, так как обязаны изменить и исправить все, что противоречит интересам компании или основным принципам английского правительства.
— Было бы еще лучше, если все акционеры компании переселились сюда и решением большинства управляли Индией, — с насмешкой заметил Гастингс.
— Мы представители компании, — вскричал Клэверинг, — и наших постановлений достаточно, чтобы поддерживать законный порядок.
— Мистер Барвель будет так любезен и откроет канцелярию правления господам членам совета, — холодно сказал Гастингс, — они ознакомятся с делами и сообщат мне свое мнение, а я увижу, что можно выполнить.
Он поднялся и хотел закрыть заседание, но вошел чиновник и подал губернатору письмо. Гастингс прочитал адрес:
— «Высокому совету в Калькутте». Мистер Францис, будьте так добры, прочитайте.
Францис сломал печать с санскритскими буквами пробежал письмо, и радостное удовлетворение блеснуло в его глазах. Потом он сказал серьезно и торжественно:
— Это важный документ, требующий серьезного рассмотрения не только в интересах чести Англии и Ост-Индской компании, но и из уважения к высокочтимому губернатору, нашему председателю.
— Из уважения ко мне? — небрежно спрос ил Гастингс. — Странно! Я не нахожу, что господа члены совета склонны оказывать мне уважение.
— Когда высказываются тяжелые обвинения, мы обязаны дать соотечественнику полную возможность оправдаться, — заметил Францис.
— Обвинения? — грозно вскричал Гастингс. — Какие обвинения и кто смеет их высказывать?
— Обвинения заключаются в том, — сказал Францис, — что губернатор Уоррен Гастингс продает должности и объявляет преступников невиновными, за что получает крупные суммы денег. Таким путем избегнул наказания Риза-хан, а мать бенгальского набоба, бегум Мунни, заплатила крупную сумму, чтобы ее назначили опекуншей вопреки интересам Англии и компании.
Гастингс побледнел как полотно.
— Это подлость и низкая ложь! — вскричал он. — Только один человек может изобрести такую мерзость, — это Нункомар.
— Действительно, тут подпись магараджи Нункомара. Он заявляет, что может привести веские доказательства своих обвинений.
— Неужели они думают, что я буду отвечать на такие обвинения, буду оправдываться?..
— Оправдываться необходимо в интересах уважаемого губернатора, — заметил Момзон, — чтобы устранить даже тень подозрения.
— А я нахожу, — заметил генерал Клэверинг, — что мы должны подробно расследовать обвинения и потребовать доказательств.
— Делайте что хотите, господа, могу только сказать, что все доказательства Нункомара будут или ложь, или подлог.
И он вышел, не поклонившись. Барвель постарался уладить дело.
Он заявил, что лично присутствовал при следствии над Риза-ханом, что все доказано документами, и обвинения ни на чем не основаны. Нункомара за такой поступок надо бы наказать и выслать из Калькутты. Но все три советника остались при своем мнении, потребовали документы и удалились к себе.
Гастингс понимал, что против него, его имени, чести и положения началась борьба не на жизнь, а на смерть, и что члены совета не решились бы так действовать против него, если бы не были уверены в поддержке директоров компании, если бы клевете и деньгам Нункомара не удалось подорвать доверие к нему в Лондоне. Он велел позвать капитана Синдгэма, который передал ему слово в слово весь разговор Франциса с Момзоном.
— Они хотят поставить на ваше место генерала Клэверинга, — заключил капитан свой доклад, — и надеются стать тогда полными властителями.
— Это, наверно, так и было бы! — вскричал Гастингс. — Их план тонко и хитро обдуман, но они ошиблись. Они не знают меня и судят по собственной трусости и низости! Надеются загнать оленя, а на них выскочит тигр. Я уничтожу их и, если нужно, докажу всему свету, что могу, если захочу, сделаться даже королем Индии.
Со двора послышались шум и голоса. Гастингс позвонил.
— Что там? — спросил он вошедшего лакея.
— Магараджа Нункомар прибыл с большой свитой для посещения господ советников.
— А, как раз вовремя! — проговорил Гастингс. — Он и его друзья сейчас увидят, что я пока хозяин в своем доме. Капитан Синдгэм, пойдите и скажите Нункомару, что я запрещаю ему переступать порог дворца. Выгоните его, как назойливого нищего, а если он не будет повиноваться, предоставляю вам право удалить его каким угодно способом.
Злобная радость озарила лицо капитана, и он поспешил удалиться.
Во дворе он застал Нункомара, только что вышедшего из паланкина. За ним следовали два богато украшенных слона, с которых сняли драгоценные подарки для вновь прибывших членов совета. Капитан отстранил слуг с опахалами и подошел к магарадже.
— По приказанию губернатора я предлагаю вам немедленно удалиться из правительственного дворца.
Нункомар совсем растерялся от такого бесцеремонного обращения, лицо его помертвело, руки задрожали.
— Я приехал не к губернатору, — отвечал он срывающимся от злобы голосом, — а к членам высшего совета.
— Губернатор не только не примет вас сам, но и не допускает вашего присутствия во дворце, — возразил капитан, — поэтому, повторяю, предлагаю вам немедленно удалиться.
— Это уж слишком! — вскричал Нункомар. — Над губернатором еще есть совет, и я пожалуюсь этим господам на такое неслыханное нарушение вежливости. Кто может осмелиться запретить советникам меня принимать?
— Губернатор ничего им не запрещает, он только приказывает вам немедленно оставить дворец.
— Где покои господ советников? — спросил Нункомар одного из оторопевших дворцовых слуг. — Веди меня сейчас же туда!
Он хотел пройти мимо, но капитан загородил ему дорогу и громко крикнул часовому выставить караул. Солдаты выстроились позади него, и Синдгэм обнажил саблю.
— Повинуйтесь приказанию губернатора, — крикнул он Нункомару и, не дожидаясь ответа, велел солдатам направить штыки.
— Обдумайте ваш поступок, милостивый государь! — закричал вне себя Нункомар.
Но капитан выставил на него саблю, и Нункомар почти под штыками солдат сел в паланкин с ругательствами и проклятьями.
