Карен Хокинс - Клятве вопреки
— Болит? — спросила Маркейл, когда Уильям потер синяк на щеке.
— Немного.
Она осторожно поцеловала синяк, и Уильям бросил на нее быстрый взгляд.
— У тебя хорошо получается заботиться о людях — о своей семье и даже о Колчестере.
— Я делаю то, что должна делать. Уверена, что сестры сделали бы для меня то же самое, будь они старшими.
— Твои родители удивительные люди.
— Они слишком высокомерные. Мне сказали, что это семейная черта.
— Есть гордость, а есть гордыня, надменность. Я никогда не назвал бы тебя надменной.
— Мы оба были слишком гордыми ради собственной выгоды. — Маркейл теребила его воротник, и Уильям видел, что она что-то обдумывает. Наконец она сказала: — Отец говорит, что я недостаточно подхожу обществу моих сестер, и он потребовал, чтобы я не виделась с ними. Я, конечно же, встречаюсь с ними, — усмехнулась она без всякого раскаяния. — Отец потерял право указывать мне, что делать, когда перестал принимать ответственные решения, касающиеся нашей семьи.
Она говорила, словно не чувствовала от этого боли, но Уильям все понимал.
Он не мог представить жизнь без своей семьи. Сестры регулярно писали ему, навещали его, когда могли, и не жалели сил, стараясь устроить его жизнь. Его братья делились с ним мечтами и надеждами и ожидали того же от него.
Несмотря на разные жизненные пути, они все поддерживали связи между собой.
А Маркейл осталась одна.
— Позволь мне высказаться прямо. Ты спасла семейный дом, семейные земли, состояние семьи, а твой отец говорит, что ты «не подходишь», чтобы навещать семью. Как же это понимать?
— Но у меня есть бабушка.
Один человек. Эта мысль едва не разбила Уильяму сердце. Много лет назад Маркейл прогнала его, и он ушел, продолжая страдать и залечивать собственные раны. Он долгое время совершенно не думал о ней.
— Наши родители могут быть для нас в жизни одним из двух: либо примером, которому следует подражать, либо напоминанием о том, чего нужно избегать.
Она расправила его воротник.
— Хорошо сказано.
— Я много размышляла над этим.
Она спокойным грациозным движением убрала со лба волосы. Как бы сильно Маркейл ни воспламенила его — а он даже сейчас был возбужден, как юнец со своей первой девушкой, — он в то же время чувствовал себя более… спокойным, и это было странно. Как будто все в мире сразу успокаивается, когда Маркейл рядом с ним.
Мысль была нелепой, но она заставила Уильяма понять особый характер Маркейл — то, что ее собственные родители не ценили так, как должны были, черт бы побрал их обоих.
— Поразительно, что ты не осуждаешь своих родителей.
— Я была возмущена, когда поняла, что отец не намерен уступать, но пришла к выводу, что так даже лучше. Я хочу, чтобы сестры заняли свое место в обществе, а это означает, что они должны публично отречься от меня. Это в определенном смысле было частью плана.
— Не могу поверить, что твоя мать позволяла отцу быть таким деспотом.
— Она была запугана, но я не понимаю почему, так как отец в принципе не злой человек. — Тень побежала по ее глазам. — Думаю, она боялась, что он ее оставит. Хотя для меня это не представляется такой уж страшной судьбой, ей, вероятно, это казалось ужасным. Иногда отношения могут превратиться в привычку, и матери нужно было оставаться с ним, несмотря ни на что.
— Полагаю, некоторым людям просто трудно что-либо менять. — Уильям положил подбородок ей на лоб. — А ты, Маркейл? Ты боишься перемен?
— Что ты имеешь в виду?
Подняв голову, она взглянула ему в глаза.
Уильям почувствовал, что не способен произнести ни слова. До этого мгновения он на самом деле не знал, что собирается сказать, но теперь, когда он смотрел в ее фиалковые глаза, слова теснились у него на языке, готовые сорваться в первый раз за все время, — он знал, что хочет.
— Я говорю о существенной перемене. О том, чтобы ты открыла свою жизнь и позволила кому-то — мне — войти в нее.
— Я… — ее глаза удивленно расширились, — я не уверена, что правильно понимаю. Ты делаешь мне предложение?
Уильям взял ее руку и поцеловал.
— Маркейл Бичем, любимица «Друри-Лейн», неоцененная дочь, страстная любовница и женщина, у которой в руках мое сердце, — ты окажешь мне честь и выйдешь за меня замуж?
— Ты… ты серьезно?
— Совершенно.
— Но я… актриса.
— А я морской капитан. Маркейл, мы теперь не дети, которыми когда-то были. Никого из нас не устраивает никто другой. Пришла пора взять жизнь за рога и сделать ее нашей.
— Я не хочу покидать сцену.
— Ну и не покидай. Я обещаю не избивать твоих поклонников, даже короля, если он окажется таким безрассудным. Но я требую права со свирепым видом стоять у твоей гримерной. Более того, я не хочу, чтобы мои поступки вредили тебе или твоей карьере. Я больше не такой эгоист, как раньше.
У Маркейл дрожали губы, а в глазах блестели слезы. Ее переполняло счастье такое огромное, что оно не поддавалось описанию.
— А ты будешь ходить в море?
— Да, но только на короткие расстояния. Я могу даже купить два или три корабля и вкладывать деньги в какие-нибудь проекты.
— Я не хочу, чтобы ты перестал заниматься тем, по чему будешь скучать…
— Не перестану.
— И я не хочу, чтобы ты считал, что обязан все время жить в Лондоне. Я знаю, что ты с удовольствием навещаешь свою семью в Уитберне, и нам нужно будет часто ездить туда, а со мной это сложно.
Она закусила губу.
— Если мной овладеет желание навестить семью, я это сделаю.
— И еще, ни у одного из нас нет собственного дома. Может быть, дорого и…
— Бога ради, Маркейл, ты прекратишь выискивать причины, чтобы сказать «нет»? — Уильям взял ее лицо в свои теплые ладони. — Скажи «да», любовь моя. Скажи «да», чтобы я разделил твою жизнь, твои заботы. Скажи «да», чтобы я мог любить тебя и делать все, что в моих силах, чтобы наша жизнь стала лучше. — Он опустил лоб к ее лбу и низким голосом, полным отчаянной мольбы, попросил: — Пожалуйста, Маркейл, скажи мне «да».
И тогда Маркейл сердцем поняла, что существует только один ответ. Жизнь не будет всегда простой с этим упрямым, непреклонным капитаном, но за время их приключения она поняла, что не ему одному нужно измениться. Когда разразятся штормы, они оба должны быть готовы одолеть их, а с уроками, которые они попутно получили, они выдержат вместе любые бури — рука об руку.
Пусть так и будет всегда.
— Да.
Маркейл обвила руками шею Уильяма.
И они скрепили согласие поцелуем.
Эпилог
Письмо графа Эрролла своему кузену, Нисону Хею.
