Елена Арсеньева - Страсть сквозь время
«Никогда у меня не было такого друга, – подумала Лидия, смаргивая слезы. – Может быть, и не будет никогда!»
– Послушайте, Адам, – молвила она неожиданно для самой себя. – Вы просто должны знать… Что бы ни случилось сегодня, Ирина все равно станет вашей женой. Но не раньше чем через два года. Не могу сказать точнее… однако в 1814 году она еще будет носить фамилию Рощина. Потом у нее будет двойная фамилия. Рощина-Сташевская.
– Значит, он всегда будет стоять между нами, – тихо сказал доктор.
– Я не знаю, станет ее мужем Алексей или его брат Василий, – покачала головой Лидия, цепляясь за последнюю надежду. – Может быть, нам удастся убедить Марше…
Дверь распахнулась.
– Интересно, в чем? – спросил с улыбкой Марше. – Хотя вы очень хорошо умеете убеждать, Жюли. Я вижу, что бедный, легковерный доктор вам почти поверил. А ведь вы играете им! Вы готовы на все, чтобы он так или иначе помог вам спасти своего соперника. Но я не столь легковерен…
– Отпустите Алексея! – вскричала Лидия, теряя голову от страха. – Не убивайте его, умоляю! Я сделаю все, что вы захотите!
– Неужели все? – Марше смотрел с забавным, почти детским выражением. Чего больше на его лице: насмешки или надежды? – Ну что ж, попробуем поверить… и проверить. Скажем, для начала… предскажите-ка мне будущее!
Глава 20 Выбор
– Ваше будущее?..
– Да, мое, – кивнул Марше. – Могу, впрочем, и сам предречь, что сейчас вы воспользуетесь случаем напророчить мне геенну огненную!
Лидия посмотрела в его зеленые, беспутные, шальные глаза.
«Ну, погоди, галльский петух! Ты у меня сейчас получишь – и мне наплевать, что со мной потом будет!»
– Да уж скорее вас ждет ледяная купель, – медленно проговорила она.
– Это в каком же смысле?
– В самом буквальном. В Белоруссии есть такая река – Березина… И вот 26 или 27 ноября сего года… А впрочем, нет, я начну издалека. 7 октября ваша Великая армия выкатится из сожженной, обезлюдевшей Москвы, проклиная тот день и час, когда она туда вошла. Вы побредете по Смоленской дороге – голодные и оборванные. Рано ляжет снег, рано ударят морозы. Трупами будут устланы обочины дорог, окоченелые руки и ноги французских солдат будут торчать из сугробов. Вас будут убивать партизаны, крестьяне, ополченцы, регулярная армия. Но генерал Мороз и маршал Голод будут действовать куда решительней. Благодаря вам русский язык обогатится новой поговоркой: «Голодный француз и вороне рад! Кроме того, в русском языке появится слово „шаромыжник“ – бродяга, проходимец, потому что оголодавшие французы будут клянчить что ни попадя, приговаривая: „Cher ami“ – дорогой друг. Словом „шваль“ станут обозначать все самое непотребное, отбросы всякие, но оно появится после того, как русские достаточно наслушаются слова „chevalier“ – всадник, рыцарь… Ваше войско будет на последнем издыхании, когда подойдет к Березине. Вас останется уже не слишком много… примерно восемьдесят тысяч. А к границам России в начале войны подступило сколько? Четыреста пятьдесят тысяч, верно?
Марше хлопнул глазами и пожал плечами.
– Итак, Березина, – продолжала Лидия. – Около деревни Студенки будет выстроен мост, через который успеет переправиться сам Бонапарт, маршал Удино и около девятнадцати тысяч ваших солдат. Потом Наполеон отдаст приказ сжечь мост, чтобы по нему не прошла русская армия, которая будет наступать вам на пятки. Сорок тысяч ваших солдат попадут в плен. Остальные погибнут при попытках переправиться через Березину. Спасутся только те, кто сможет найти лодки или сделать плоты. Но и среди них многие потонут, ведь русская артиллерия будет непрерывно вас обстреливать! Поэтому самое разумное – подняться выше по течению. Там Березина уже, а лед крепче. По нему можно перейти, но лучше все же запастись лодкой… заранее. И драться за нее с другими удальцами, потому что в тот день вопрос будет стоять так: у кого есть лодка, тот спасется и вернется домой.
Марше смотрел со странным выражением…
«Вот сейчас он отведет глаза, вздохнет, а потом ка-ак выхватит пистолет да ка-ак выстрелит мне в лоб за такое жуткое пророчество о страшном конце Великой армии!»
Марше отвел глаза и вздохнул.
– Не думайте, что вы мне открыли какие-то безумные тайны, – устало сказал он. – Я знаю, что наш император совершил целое море ошибок. Он вступил с войском в страну, не имея ни малейшего понятия ни о нравах, ни о характере русских. Неслыханно еще, чтобы какой-нибудь полководец – если, конечно, боги не помутили ему разум, дабы погубить! – в один день уложил почти полторы сотни тысяч своих солдат, чтобы только иметь пустую славу – взять Москву! Бонапарт, наш кумир, идол Европы, сделал это при Бородине. 7 октября, вы сказали, мы покинем Москву? Боже мой, да я бы на его месте уже ушел оттуда! Бегом убежал! Или на нашего императора напал какой-то столбняк? Он ждет Кутузова на поклон… он ждет на поклон народ, который оказался достаточно силен, чтобы самому начать жечь свою священную столицу! Так волк отгрызает себе лапу, чтобы выбраться из капкана! Я много видел на русской земле… И дома, и усадьбы были разрушены – разрушены своими же хозяевами! Я понял, на какие крайности способен народ, достаточно великий, чтобы предпочесть полное разорение чужеземному владычеству. А мы?.. Мы не способны были оценить это. Мы восстановили против себя русских тем, что разрушали их церкви и ругались над их истовой верою. В Египте, например, наш император оказывал столько почтения магометанству, что можно было ожидать его перехода в эту веру. В Италии, Австрии, Испании – везде он казнил святотатцев. Но в России… он точно не знал, как русские привязаны к своей вере, как почитают своих святых, как важна для них церковь и почитаем сан священника. Едва ли он признавал русских за христиан! Да и мы все заражены этим его духом! Мы уже не можем изгнать его из себя! Теперь в глазах русских мы хуже мусульман, мы нечестивцы – и ведем себя в полном соответствии с этим наименованием. Перед этим ничтожны все попытки Бонапарта перетянуть русских на свою сторону. Да, мы надеялись, что ваши крестьяне-рабы потянутся за волей, которую сулил им наш император. Но им милее рабство при своих господах, чем воля – при чужих! Да, это нация рабов и варваров… но рабов и варваров великих и непобедимых! Ничуть не сомневаюсь, что с нами случится по словам пророка: «От лица гнева твоего мы растаяли, как воск, вспяты были и пали».
Лидия и Сташевский смотрели на Марше – и не верили своим ушам. Услышать это от французского офицера?! Да что с ним такое? Или он впрямь так умен? Или все, о чем он говорит, совершенно очевидно для всякого здравомыслящего человека?
Молчание затягивалось… и вдруг Марше встряхнулся.
