Мэри Бэлоу - Свет первой любви
– В настоящее время я не посещаю рынок любовниц, проговорил Кеннет, вставая. – Заедемте в Хэверфорд-Хаус выпить портеру? А потом в Олмак? Ну так как?
– Нам нельзя опаздывать ни на секунду, – сказал ми стер Гаскон. – Иначе эти драконы не пропустят нас даже если мы выставим вперед вас, Кен, чтобы вы очаровали их вашими белокурыми локонами, военной выправкой и холодными серебряными глазами.
Друзья расхохотались.
Они все еще смеялись, когда приехали в Хэверфорд Хаус на Гросвенор-сквер. По дороге они разыгрывали «битву при Ватерлоо» – разумеется, шутя, а не ту кровавую бойню, которую переживали на самом деле. Они представляли ее в виде поединка между французским и британским борцами. Победил врага белокурый красавец, отличавшийся безукоризненной военной выправкой и серо-стальными глазами – холодными, как лед, и острыми, как пики. Эта способность смеяться, доводя серьезное до абсурдного, поддерживала их все годы, когда их жизнь была не слишком веселой.
– Подайте в гостиную портеру и бренди, – сказал Кеннет дворецкому.
– Да, милорд, – ответил тот. – Милорд…
– Можно было бы послать Ида вместе с тобой как твоего оруженосца, – говорил меж тем мистер Гаскон.
– Известно, что его синие глаза производили сокрушительное впечатление на некоторых особ, которые имели несчастье заглянуть в них.
– Если бы старину Бони можно было победить, выставив против него в качестве борца женщину… – вздохнул лорд Пелем.
– Она, наверное, предпочла бы смуглых латиноамериканских кавалеров, – парировал Кеннет, – с черными напомаженными волосами и завитыми усами.
Все засмеялись. Кеннет открыл дверь в гостиную, приглашая своих друзей.
Но, сделав всего несколько шагов, остановился как вкопанный. С кресла, стоявшего у камина, поднялась женщина – высокая, изящная, гибкая, как ива. В модном бледно-голубом платье, простом и элегантном. Ее темные и блестящие волосы мягко вились, обрамляя лицо, сзади они были высоко заколоты. Овальное лицо дамы напоминало лица мадонн на картинах итальянцев эпохи Ренессанса. На щеках ее горел румянец, глаза светились. Выглядела она совершенно здоровой. И была красавицей.
Кеннет сделал несколько быстрых шагов, затем остановился и низко поклонился. Она присела, не сводя с него темных глаз.
– Сударыня, – произнес он, – вы добрались очень быстро. Надеюсь, у вас все в порядке?
– Да, милорд, благодарю вас, – ответила она.
– Надеюсь также, что ваше путешествие было не слишком утомительным?
– Оно было очень приятным, благодарю вас…
У него захватило дух, он потерял дар речи. Это казалось совершенно нереальным – что она, Майра, здесь, в Лондоне. Приехала. Не стала ему противоречить. Он сделал еще два шага к ней.
– Честь имею представить вам своих друзей. Мистер Гаскон. Лорд Пелем. – Обернувшись, он заметил их любопытные и восхищенные взгляды. – Графиня Хэверфорд, джентльмены!
– Мистер Гаскон. Лорд Пелем. – Она присела.
– Миледи.
– Сударыня.
Они поклонились.
Все было чопорно и официально.
– Ну конечно же, – сказал Кеннет, вы ведь уже знакомы.
Сначала узнавание забрезжило в глазах Нэта.
– Когда мы гостили в Данбертоне, – проговорил он, как-то вечером вы играли на фортепьяно для танцующих! Весьма рад снова видеть вас, сударыня.
Лицо Идена напоминало непроницаемую маску, за которой скрывалось крайнее смущение.
– Вы продемонстрировали тогда замечательный талант пианиста, сударыня, – сказал он.
Она улыбнулась.
– Прошу вас, дорогая, садитесь, – проговорил Кенн и тут же выругал себя за то, что назвал ее «дорогая», – это прозвучало так неестественно. – Я просил принести сюда портвейн. Не велеть ли подать также и чаю?
– Да, прошу вас. – Она уселась в кресло, в котором сидела до их прихода, и улыбнулась гостям мужа, в то время как он дернул за сонетку, а потом встал у ее кресла.
– Моя жена приехала из Корнуолла, чтобы вместе со мной провести остаток сезона, – объяснил он. Все было бы куда проще, если бы он сказал раньше, что ждет ее. Но он побоялся показаться своим друзьям слабым глупцом, если она откажется приехать.
– Вы найдете Лондон более оживленным, чем обычно, сударыня, – заговорил лорд Пелем, – поскольку гостиницы переполнены бывшими офицерами вроде нас.
– Я никогда еще не бывала в Лондоне, милорд, – отвечала она. – Я не бывала нигде, кроме Корнуолла, за исключением поездки в Бат, когда была еще девочкой.
Кеннет взглянул на нее не без удивления. Он и не знал этого. Он полагал, что Хейз привозил ее в Лондон по крайней мере на один сезон.
– В таком случае вы должны быть готовы к самым бурным впечатлениям, к изумлению, сударыня, – сказал мистер Гаскон. – Оказаться в Лондоне во время сезона – это восхитительно!
– Я с нетерпением жду всего этого, сэр! – Она снова улыбнулась. – Вы знали моего мужа, когда были в армии?
Внезапно Кеннет понял, что видел ее только в обществе сэра Эдвина Бейли, натянутой и чопорной, а также сердитой, вызывающей и враждебной, когда она общалась с ним – до и после их рокового и неразумного поступка. И теперь он стоял подле ее кресла, понимая, что в каком-то смысле видит ее впервые. Она была приветлива и обаятельна, выказывала интерес к людям и вызывала интерес к себе. Он видел, что его друзья обезоружены ее обаянием. Он был очарован ею. Но через полчаса Нэт, а потом и Идеи решительно поднялись, откланялись и ушли.
– Мы сами себя проводим, Кен, – сказал лорд Пелем, поднимая руку останавливающим жестом, поскольку Кеннет собрался их проводить. – Леди Хэверфорд, я счастлив иметь честь познакомиться с вами, – сказал он на прощание.
Они ушли, а Кеннет все стоял, глядя на закрывшуюся за ними дверь.
– Итак, миледи, – проговорил он наконец, поворачиваясь, чтобы взглянуть на нее. Она стояла у камина. Ее лицо было уже не таким ясным и приветливым, но румянец оживления на щеках остался. Он просто не верил своим глазам – как она изменилась за два месяца! И конечно, на лице ее не было никаких следов тоски по нему. Смешная мысль!..
– Итак, милорд, – спокойно отозвалась она и снова села в кресло. Он заметил, что она не касается спинки кресла и при этом поза ее исполнена непринужденного изящества.
Он подошел к камину, положил руку на высокую каминную полку, ногу поставил на каменную плиту в основании очага. Взгляд его был устремлен на еще не зажженный уголь. Он чувствовал неловкость, оставшись вдруг наедине с ней, и выругал себя за порыв, который заставил его послать за Майрой.
– Я не был уверен… Я думал, что вы можете и не приехать.
– Выходя за вас замуж, я дала обет слушаться вас, милорд.
