Джорджетт Хейер - Загадочный наследник
Итак, судя по всему, майор не слишком разочаровал своего деда, достигнув одного: ему в услужение был предоставлен личный камердинер милорда и дан совет обращаться к этому меланхоличному индивидууму за любой информацией, какая только может потребоваться.
Глоссоп, оглядев своего новоиспеченного хозяина безо всякого энтузиазма, сказал с механической вежливостью, что будет счастлив быть в его распоряжении. Хьюго ответил ему со столь же вежливой учтивостью и с гораздо меньшим энтузиазмом, поскольку, по его собственным наблюдениям, у него сложилось не слишком благоприятное мнение о способностях мистера Глоссопа. Прошло не слишком много времени, и каждый удостоверился в несправедливости собственного мнения. Предвзятое поведение камердинера коренилось не в неумении, а в отчаянии, а невежество майора было компенсировано проницательностью, которая разбудила в душе Глоссопа проблеск надежды, что перемены и усовершенствования, которые он давным-давно прекратил навязывать лорду Дэрракотту, возможно, в один прекрасный день осуществятся.
Возвращение Винсента и Ричмонда из «Семи дубов» совпало с приездом в усадьбу Дэрракоттов племянника Кримплшэма. Это был добросовестный молодой человек с серьезными глазами, старший сын в многодетной семье. Его мать, рано овдовевшая, торопила его отъезд с нетерпеливыми увещеваниями доказать, что он стоит исключительной доброты своего дядюшки. Дядюшка же его встретил гораздо более настоятельными увещеваниями, преследующими ту же самую цель, и к тому времени, когда он был препровожден к своему новому хозяину, парень так разнервничался, что почти потерял дар речи. Внушительные размеры майора не рассеяли его тревоги, а вступительная речь его дядюшки не укрепила его уверенности в себе — никто бы не догадался, что молодой человек имеет хоть малейшее притязание назваться камердинером. Его дядюшка выразил надежду, что майор сделает скидку на его неопытность, и лучшее, что он мог сказать, было, что он, дядюшка, верит в то, что его племянник — парень честный и прилежный. Несчастного молодого человека не удивило бы, если бы майор тут же отказался от его услуг, но вместо этого майор отказался от услуг Кримплшэма, что несколько приободрило начавшего уже унывать парня. На вопрос, как его имя, он с трудом произнес:
— Ферринг, сэр, — и осмелился поднять глаза на своего хозяина.
Майор ласково улыбнулся и приободрил парня:
— Эй, не смотри так удрученно! Если твой дядюшка говорил о тебе правду, мы прекрасно с тобой поладим. Мне не нужен слуга, который станет пытаться превратить меня в красавчика с Бонд-стрит, да и в няньке я не нуждаюсь. Ты лишь будешь содержать мою одежду в надлежащем порядке и оказывать всякие другие услуги, но бреюсь я сам и причесываюсь тоже, и если я увижу, что ты поджидаешь меня, чтобы уложить в постель, я тебя тут же выставлю.
Ферринг застенчиво улыбнулся и сказал, что сделает все возможное, чтобы угодить господину. Когда он выложил вечерний наряд майора, стянул с него сапоги, помог освободиться от сюртука и оказал ему всю ту помощь при переодевании, какую тот соизволил принять, то произнес про себя клятву прилагать все мыслимые усилия в своей крайней решимости сделаться незаменимым для хозяина, который, как ему показалось, очень близко приближается к идеалу. Когда Ферринг спускался вниз, в комнату для слуг, то блаженно предвкушал почетное и спокойное будущее, но его грозный дядюшка представил своего племянника сидящим за столом, и дальнейшее превзошло его самые смелые ожидания. Он был лишь скромным молодым человеком и с готовностью занял бы самое скромное местечко за столом, но когда миссис Флитвик пригласила его сесть рядом с ней, напротив влиятельного Груби, камердинера его светлости, Ферринг понял, что по каким-то сверхъестественным причинам занял важное место. Его ликование было омрачено лишь одним: отсутствием матушки при его триумфе.
Ферринг был бы расстроен, если бы узнал, какую зависть вызвало его столь внезапное повышение у его дядюшки, потому что был искрение ему благодарен. Кримплшэму не приходило в голову, когда он рекомендовал Ферринга майору, что ставит своего племянника на более высокое место, чем занимает сам, а когда одиозный Полифант мстительно упомянул ему об этом обстоятельстве, его первым порывом было заявить о своем превосходстве над Феррингом — хотя бы по родственным отношениям.
Но если в столовой господ иерархия была не столь заметной, в комнате для слуг она соблюдалась со всей строгостью. Само собой разумеется, что камердинер наследника был рангом выше камердинера мистера Винсента, а Кримплшэм слыл ярым приверженцем этикета. Более того, хотя он нисколько не сомневался в том, что Ферринг уступит ему пальму первенства, у него не было сомнений и в том, что племянник с такой же готовностью уступит ее и Полифанту. Тщательно взвесив все «за» и «против», Кримплшэм решил, что наиболее достойной линией поведения, которая сильнее всего досадит его недругу, будет настоять на том, чтобы пропустить Ферринга перед собой с улыбочкой, которая будет свидетельствовать о его глубоком понимании всей смехотворности создавшейся ситуации и поможет поддерживать безразличие к своему положению за столом.
Составив такую программу поведения, Кримплшэм утешался тем, что не только раздосадует Полифанта, но и, ко всему прочему, еще и разочарует его. Более того, он был доволен и тем, как достойно Ферринг отвечал на некоторые язвительные замечания, пущенные в его адрес Полифантом.
Парень был вежлив, но его улыбка казалась отрешенной, скрывающей раздражение. Но поскольку Кримплшэм об этом не подозревал, он продолжал выражать ему симпатию и даже стал подумывать, что у племянника гораздо больше сообразительности, чем он предполагал до этого.
К концу недели Ферринг стал жить интересами майора и укрепил свое положение, заслужив одобрение Джона-Джозефа, который скупо сообщил своему хозяину, что парень не так уж плох (хотя он, как ни прискорбно, родился на юге Трента) и гораздо лучше, чем последний денщик майора.
Майор пропустил это мимо ушей. Он сидел на подставке для посадки на лошадь и курил сигару — обстоятельство, которое и побудило Джона-Джозефа сообщить, что это была любимая поза мисс Антеи.
— Она смешливая барышня, — добавил лукавый йоркширец с сухим смешком и кивком седой головы. — И глазастая, — прибавил он, бросив на Хьюго косой взгляд. — Мастер Хьюго, что тут происходит? — продолжал Джон-Джозеф. — Что за беспардонный народ в этих местах, никогда такого не видел! Этот ваш дедушка вон там, — он показал большим пальцем в направлении дома, — ничуть не лучше остальных. Послушайте, вы знаете «Синий лев», мастер Хьюго?
