София Нэш - Всего один поцелуй
Майлз появился, ведя лошадей.
— Джорджиана? — мягко спросил Куинн.
— Я предпочитаю тебя, — прошептала она. — Я хочу твоей… помощи. — Она не могла отказать себе в удовольствии.
— Отведи лошадей обратно в конюшню, Майлз, — распорядился Куинн. — Мы с Джорджианой должны обсудить дела поместья.
— Что? — спросил сбитый с толку Майлз. — Но я…
— И я прошу тебя сказать мистеру Брауну, чтобы он прислал забытые мной чертежи. Нам нужно обсудить сарай для лодок, который мы хотим построить здесь.
Майлз уставился на Куинна. Потом — на Джорджиану.
— Какого дьявола…
— Сарай для лодок? — Ата споткнулась на песке в своих туфлях на высоких каблуках. — Грейс, ты не говорила мне, что Куинн планирует построить сарай для лодок. Я так тоскую по парусам. Люк так давно не плавал с нами на «Сердце Каро».
— Куинн? — Грейс была так красива. Ее светлые волосы развевались на ветру, а голубые глаза смотрели так доверчиво.
—Я приказал вывести яхту из дока.
Дамы возбужденно разговаривали друг с другом, а он подошел к Грейс и прошептал ей что-то на ухо. Та кивнула и присоединилась к Ате и другим.
— Пойдемте, Ата. Давайте вернемся и найдем планы сами. — Грейс добавила: — Эта новая шляпка бесполезна против солнца. Мне нужен мой зонтик.
— Конечно, милая. Пойдемте, Элизабет, Сара. Грейс, ты не заберешь Фэрли? — В глазах Аты появился шаловливый блеск. — А, Майлз, подожди секундочку, мне вдруг захотелось прокатиться на этом замечательном животном.
— Ата, — заметил Куинн с улыбкой, — поездка на лошади для вас небезопасна.
— Глупости, — ответила она, — я опытная наездница.
— Не сомневаюсь, но, видите ли, я боюсь, что не смогу посмотреть в глаза вашему внуку и мистеру Брауну, если они увидят вас на лошади.
— Неужели? — гневно удивилась она. — Люк не имеет никакого права указывать мне, что делать. А тот, другой мужчина, которого вы упомянули, — тем более!
— Ясно. Но я весьма привязан к своим внутренним органам, и надеюсь, вы также не испытываете к ним ненависти.
Она прыснула:
— Какое отношение ваши кишки имеют к моей поездке на лошади, Куинн?
— Те двое мужчин ясно дали понять, что привяжут меня ими к дереву, если я подпущу вас к своим лошадям.
— Омерзительно! — воскликнула Ата. — Совершенно возмутительно. Возможно, когда-то давным-давно я один раз случайно — заметьте, абсолютно случайно — упала с лошади при совершенно нелепых обстоятельствах. Но это ровным счетом ничего не значит. Я замечательная наездница.
— Ата, у меня есть бочонок весьма превосходного французского вина, и он станет вашим, если вы оставите эту лошадь, — примирительно предложил Куинн.
— Тогда вы позволите мне воспользоваться вашим фаэтоном?
— И моим лучшим кучером, Ата.
Она улыбнулась:
— Ах, Куинн! Вы чрезвычайно добры! Мне нравится кататься в карете не меньше, чем ездить на лошади. Я запомню ваше обещание. — Ата оживленно зашагала прочь с остальными.
— Итак, ты попался, — пробормотала Джорджиана, несмотря на боль.
— В каком смысле?
— Она сломала все экипажи Люка, — пояснила Джорджиана.
— Боже, — тихо произнес Куинн, — я скажу мистеру Брауну, пусть повесит замок на каретном сарае.
Майлз снова забрался в седло, а вдовы и дочь Куинна поднялись на холм и вскоре скрылись из виду.
— Свело икру или бедро? Или колено? Я могу растереть его.
— Нет, это совершенно лишне, — отрезала Джорджиана, пытаясь скрыть свое желание снова напрячь и расслабить мышцы.
— Ты можешь стоять?
Она поднялась и сразу села обратно.
— Пойдем, — произнес Куинн, — позволь мне помочь тебе.
Она больше не могла стоять. Джорджиана провела руками по бедру и закрыла глаза. О Боже, она никогда не чувствовала, себя так плохо. Ей не стоило кататься сегодня верхом.
Куинн двумя руками охватил ее бедро и начал постепенно усиливать давление. Как ни странно хотя это и было болезненно, но она почувствовала облегчение.
— Боже, — вздохнула она, — пожалуйста, не двигайся.
— Ты веришь мне, Джорджиана?
— Ты знаешь, — прошептала она.
Он отпустил ее и быстро просунул руки под ее амазонку. Его ладони гладили ее по лодыжкам и икрам, не обращая внимания на резинки, державшие чулки, гладили по коленям и выше, до самого источника боли. Он растирал ее ногу своими ловкими сильными пальцами, массируя отвердевшие мускулы. И каждый раз Джорджиана думала, что вот сейчас он остановится, и боль вернется. Ей казалось, судорога не кончится никогда — она почти теряла сознание, желая, чтобы он не останавливался.
И он продолжал. Казалось, он чувствует ее жуткую, грубую боль, и в этот раз она не могла притвориться, что все хорошо.
Джорджиана откинулась назад, и ее пальцы погрузились в песок. Кого она обманывает? Она никогда не будет свободна от боли. Она никогда не будет свободна от своих мечтаний о нем. Она никогда не забудет прошлое. Она изувечена из-за мечты о нем. И он навсегда сделал ее своей, когда возлег с ней.
Она почувствовала что-то мягкое на своем израненном колене и открыла глаза. Он целовал ее освещенную ярким дневным светом ногу, пока его пальцы творили чудеса с ее бедром. Он остановился и остановил взгляд на столь ясно видном уродстве. А потом снова начал ласкать ее ногу своими красивейшими губами. И вдруг она почувствовала — слеза упала на ее колено.
— Не беспокойся, милая, — хрипло произнес он, не поднимая глаз, — я не остановлюсь, пока не уйдет боль. Я обещаю, она уйдет.
Его слова и поцелуи были еще мучительнее, чем боль, ведь они напоминали ей о грезах, которые не сбудутся. И то, что значила эта слеза — жалость, — оставило в ее сердце след жгучего страдания.
В какой-то момент боль смешалась с накатывающими волнами облегчения. И через несколько минут волны облегчения сменились волнами удовольствия. Он продолжал шептать обещания, прижавшись щекой к ее колену и постепенно изменяя движения ладоней.
Она ухватилась за пучок высокой травы, подавив желание потянуться вперед и погрузить пальцы в волосы Куинна. Они блестели в лучах солнца. Они наверняка мягкие, и если она чуть-чуть наклонится, то сможет почувствовать их аромат.
Джорджиана еще сильнее ухватилась за траву и сглотнула, сдерживая накопившиеся слезы.
Наконец Куинн поднял глаза.
— Джорджиана, — проговорил он. — Все хорошо. Ты можешь плакать, если нужно.
— Я не плачу. — Она яростно утерла глаза и щеки ладонью.
— Я знаю, — ответил он. — Ты никогда не плакала, когда была ребенком. Даже когда упала с того дерева. Я никогда не видел слез на твоем лице. Ты…
