Рене Бернард - Соблазн в сапфирах
Это обвинение казалось таким нелепым, но Кэролайн не была уверена, существовало ли для него какое-то логическое опровержение. Эш никогда не стал бы участвовать в оргиях и тому подобных мероприятиях. Эта мысль потерялась в путанице воспоминаний — все странные утверждения Эша, будто он не тот мужчина, который соответствует цивилизованной компании, его старания избегать «приличных» женщин, куртизанка в музее и его таинственные исчезновения. Его друзья, казалось, собирались в странные часы, и снова и снова проскальзывало смутное упоминание об их дружбе в Индии. Но, пожалуй, самым сокровенным и компрометирующим фактом, заставившим ее задуматься, было то хитрое волшебство, которое Эш направил на нее. Где джентльмен мог постичь это искусство? Так быстро разгадать женщину и подчинить ее своей воле?
Возможно ли, что Эш вовлечен в нечто немыслимое и непонятное? И это как-то связано с обществом «Джейд»?
Леди Фицджералд хлопнула в ладоши, провожая ее в тихую уединенную комнату. Это была теплая комната в золотисто-кремовых тонах.
— Я говорила вам, что каждая женщина в Англии ополчится против вас? Арабелл всегда нравился Блэкуэлл, но она слишком тупа, чтобы понять это.
— Если она беспокоится о нем, то, право же, это странный способ! Зачем же наговаривать на него?
Стоило Кэролайн произнести эти слова, и она мгновенно поняла свою ошибку и тут же прочла подтверждение в понимающих глазах леди Фицджералд.
— Ах! Девушка, с которой я недавно познакомилась в моем доме, пожала бы плечами и сказала что-то вроде «Почему бы не позволить злой старухе получить свой дикий приз — и скатертью дорога?». Но защищать его? Это что-то новое.
— Он… он очень добр. Я готова защищать любого в подобной ситуации.
Леди Фицджералд задумчиво покачала головой и, пройдя через комнату, остановилась около большого окна.
— Я не слышала от вас даже писка о бедном лорде Уинтерсе… — И прежде чем Кэролайн успела обдумать ответ, леди Фицджералд продолжила: — Но как моя американка чувствует себя в Лондоне? Я вижу, вы готовы оставить вашу строгую религию и ощутить все радости жизни? И слава Богу! Вы уже получили много предложений?
— Нет, — тихо ответила Кэрол.
— Нет? Ни одного? — Леди Фицджералд уселась у камина. — Какое разочарование!
— Я не разочарована, ваша светлость. Как я вам говорила, я не ждала, что мне придется состязаться за предложения.
— Вы не ожидали, что вам придется состязаться за чувство Блэкуэлла, насколько я помню ваше высказывание в нашем первом разговоре. — Леди Фицджералд отвергла все возражения. — Да! Да! Тогда вам ничего не нравилось в нем! Ха! Но не думайте, будто эти язвительные сплетни не включают тот факт, что вы не приняли ни одного предложения, поскольку втайне хотите получить его от вашего очаровательного возмутителя спокойствия и опекуна!
— У меня… нет надежды на это, ваша светлость.
— Но почему? — спросила леди Фицджералд на этот раз без всякого юмора. — Можно сказать, ему наконец- то повезло.
— Эш никогда не предложит это никому. Он очень честен в этом отношении, а я должна помнить, что говорила.
Леди Фицджералд сухо кивнула:
— Вы умная девушка. — Она встала, как маршал, инспектирующий свои войска. — Я рада, что все выяснилось без всяких душераздирающих истерик. Пойдемте, я покажу вам мои новые итальянские шторы, а потом мы посидим и обсудим ваше будущее!
— Вы сегодня необычайно тихая. — Эш помог занять Кэрол место в кареле напротив него. — Только не говорите мне, что это дело рук «дракона». Если так, то вам лучше не откровенничать с ней.
— Нет, я все еще имею нахальство… пользоваться ее уважением. И одобрением моего нового гардероба, так что и на вашу долю немножко досталось.
— Она ворчала, что вы еще не нашли мужа? — Эш поцеловал ее в висок, и Кэролайн сжала его руку, когда огонь желания ожил внутри ее. — Вы вините своего опекуна?
— Я виню свои колониальные манеры, — прошептала она.
— Мне нравятся ваши колониальные манеры.
Кэрол тихонько оттолкнула его.
— В это трудно поверить, мистер Блэкуэлл.
— Это правда. Хотя я скучаю по вашим суровым лекциям. Они были такие… — Эш сделал паузу, покусывая кожу за ее ухом. Его язык спустился вниз по ее шее. — Возбуждающие.
— Расскажите мне о «Джейде», Эш.
Он замер при звуке слова «Джейд», но не отказался от своей стратегии, продолжая целовать ее шею.
— Почему вы спрашиваете? Кто-то говорил об этом сегодня?
— Леди выказывали большое любопытство.
Ее ответ закончился мягким вздохом, так как его язык продолжал кружить за ее ухом.
— Странный разговор для гостиной. Я предполагал, что там ведут милые женские беседы о лентах и погоде. — Его зубы тихонько покусывали мочку ее уха, и Кэрол прогнулась, уступая. — И рассчитывают, что мы, мужчины, проводим свое время после обеда, разговаривая о пристрастии Гамильтона к охотничьим ружьям.
— Эш! — простонала она.
Его член дрогнул при звуке ее голоса, хриплого от досады и желания, но Кэрол осторожно оттолкнула его.
— Эш, я хочу поговорить с вами без… — Ее протест растаял.
— Без?
— Без того, чтобы я не могла вспомнить свое собственное имя или место, где лежат мои чулки!
— Как скажете, мисс. — Эш поправил сюртук, приобретая облик джентльмена, находящегося в публичном месте, а не в тесной карете. — Что ж, очень хорошо. Так вы спрашивали о «Джейде»?
— Нет. Думаю, что нет. Скорее, это не самый важный вопрос.
— А какой важный, мисс Таунзенд?
— Что случилось в Индии, Эш? — Кэрол подвинулась, чтобы взять его руку. — Не могли бы вы рассказать? Ваш дед не единственный, кто заметил, как вы изменились после возвращения оттуда, но никто, кажется, больше ничего не хочет сказать по этому вопросу.
— Нет ничего такого, о чем бы стоило рассказывать.
— Неужели ничего? Сколько вы там пробыли?
— Три года.
— И за три года не произошло ничего значительного?
— Это зависит от того, что считать значительным и для кого?
Эш выглядел глупо и сам понимал это. Он готов был говорить о чем угодно, но только не об этом. В полумраке кареты все вспомнилось так явственно, что Эш ощутил знакомую боль.
— Ее звали Анджали, и я влюбился в нее в Индии. Я понимал, что наша связь вызовет неодобрение моей семьи, но бесцеремонно игнорировал это. Любовь ослепила меня. Я никогда не думал о ее семье, или ее соседях, или политических и религиозных последствиях моих действий, тогда как мир вокруг нас готовился вспыхнуть пламенем.
— Эш, я…
— Я любил ее, а она умерла… Так все закончилось, и я не хочу говорить об этом снова.
