Джулиана Маклейн - Блестящая партия
Месье Биле сделал шаг вперед, и Софи внимательно вгляделась в его красивое лицо. У него были темные глаза, усы и волосы, и он выглядел весьма галантным кавалером.
Поклонившись, Биле произнес с заметным французским акцентом:
– Знакомство с вами – честь для меня, ваша светлость.
Софи протянула ему руку, и он поцеловал ее.
– Благодарю вас, месье Биле, – ответила она по-французски, – я рада приветствовать вас у нас в гостях.
– Вы отлично говорите по-французски. Уверен, мне будет очень уютно в вашем доме. Надеюсь, я не слишком злоупотребил... вашей гостеприимностью?
– Не говорите так. Чем больше гостей, тем веселее.
– Чем больше, тем веселее, – повторил Пьер. – Это, наверное, американское выражение. Очаровательно. Вы просто очаровательны, ваша светлость.
Софи заметила, что лорд Мэндерлин скривился, услышав такую явную лесть, но ее ничуть это не удивило. Она выросла в Висконсине, где местный кузнец добродушно флиртовал с маленькими девочками и пожилыми женщинами чаще, чем с собственной женой.
Объяснив слуге, куда следует проводить джентльменов, Софи заторопилась к себе, чтобы успеть переодеться к обеду.
В темно-красном платье, украшенном драгоценностями, Софи зашла в отделанную позолотой гостиную. Гости уже собрались и теперь оживленно беседовали друг с другом. Джеймс стоял в дальнем конце гостиной, в то время как Марион, стоя у мраморного камина, беседовала с лордом Мэндерлином.
Внезапно Софи вспомнила, что Флоренс как-то говорила ей, будто американские манеры способны развлечь даже королевский двор, и решила, что немедленно воспользуется такой возможностью.
Войдя в зал, она остановилась возле лорда Уитби.
– Вы выглядите восхитительно, герцогиня. – Граф взял ее руку и поцеловал.
– Благодарю вас, Эдвард. Надеюсь, вас хорошо устроили?
– Конечно. А вы как?
– Я? – переспросила она, рассмеявшись. – Вы не забыли, что я живу здесь?
– Но вы живете тут не так давно. Я надеюсь, никаких разочарований? И не тоскуете по дому?
– Конечно, нет, – ответила она вполне спокойным тоном, – я здесь очень счастлива.
Несколько мгновений он загадочным взором смотрел на нее.
– Да, я уверен, что вы счастливы. Джеймс хороший человек, и он, без сомнения, делает все, что в его силах, чтобы вы были счастливы, чтобы у вас было все, что вам нужно.
Мимо них прошел слуга с шампанским, и Софи, немного обескураженная словами Уитби, взяла бокал и постаралась сменить тему разговора. Они обсуждали погоду и меню предстоящего обеда.
Через несколько минут в дверях появился Пьер Биле и остановился, осматривая толпу. Поняв, что он здесь никого не знает, и радуясь поводу, который позволит ей расстаться с лордом Уитби, Софи подошла к месье Пьеру и начала представлять его гостям.
Обойдя почти весь зал, они оказались возле Марион, которая подняла свой лорнет, чтобы лучше рассмотреть красивого французского джентльмена. Во взгляде, который она бросила на Софи, было явное недовольство тем, что кого-то нового пригласили в дом без ее ведома.
– Марион, могу я представить вам одного из наших гостей, Пьера Биле? Он приехал из Парижа.
Лорнет выпал из рук Марион. Софи продолжала представление:
– Месье Биле, это вдовствующая герцогиня Уэнтуорт.
Марион не произнесла ни слова. Потом она побледнела и упала к ногам Софи, образовав облако из нижних и верхних юбок.
Глава 20
Джеймс пытался привести свою мать в сознание, энергично размахивая над ней картонным меню предстоящего обеда, его усилия были тщетны до тех пор, пока не появилась нюхательная соль, которую предложили стоявшие рядом леди.
Софи опустилась на колени с другой стороны Марион, а гости окружили их, сочувственно вздыхая и перешептываясь между собой.
– Это все жара, – проговорила Марион, наконец, придя в себя. Щеки ее все еще были бледны, и, тем не менее, она громко попросила сына: – Пожалуйста, вели погасить огонь.
Герцог жестом подозвал слугу, и через минуту на углях камина уже шипела вода.
– Теперь ты в порядке, мама? – Джеймс помог матери сесть.
Дрожащей рукой Марион коснулась щеки.
– Думаю, мне лучше подняться к себе.
– Я займусь ею, – обратился Джеймс к Софи, – а ты пока развлекай гостей.
Герцог медленно направился с ней к двери. Когда они подошли к лестнице, Джеймс обернулся и увидел, что Софи беседует с одним из гостей.
– Кто этот человек с темными волосами и усами?
– Понятия не имею, – ответила Марион. – Знаю только, что он француз и что его пригласила твоя жена. Возможно, она познакомилась с ним, когда была в Париже.
Джеймс почувствовал, как что-то сжалось у него внутри.
– Тебе лучше других известно, что она всегда сама представляет себя, – продолжала Марион, – и вот теперь она пригласила незнакомого человека в наш дом.
Ты должен поговорить с ней, Джеймс, и объяснить, что американские привычки здесь не годятся; она теперь герцогиня, и делать все, что ей захочется, создавая нам массу проблем, которые даже трудно предсказать, весьма неразумно. Она понятия не имеет о важности своего титула и о значении наших традиций. Ты должен держать себя с ней более строго...
– Мама, послушай...
Марион глубоко вздохнула.
– Вспомни своего отца – он-то уж никогда бы не допустил, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Я даже представить себе не могу, что было бы, если бы я, его жена, начала поступать так, как поступает Софи.
Ледяным взглядом Джеймс посмотрел на мать.
– Смею напомнить, что я вовсе не мой отец и никогда не хотел быть таким, как он. Теперь хозяйка в этом доме Софи, а не ты. Она моя герцогиня, и только я могу решить, как мне следует вести себя с ней.
Марион замедлила шаг.
– Ты ничуть не изменился, Джеймс, и по-прежнему не обращаешь внимания на то, что делаешь мне больно.
– Мама, – герцог нахмурился, – благодаря Софи у нас появилось будущее. Я имею в виду не только огромную сумму ее приданого. Эта женщина вошла в нашу семью с добрым сердцем и с намерением сделать все самым лучшим образом – вот почему я больше не позволю тебе усложнять ее жизнь. Ей и без этого нелегко приспособиться к нашим обычаям. Надеюсь, на этот раз ты хорошо поняла меня?
Марион недоверчиво посмотрела на сына, словно хотела убедиться в том, что действительно его поняла, а затем, приподняв юбки, быстро пошла по коридору, оставив Джеймса в одиночестве раздумывать о том, насколько правильно он поступил. Определенно он мог похвалить себя за то, что так откровенно и искренне поговорил с матерью, что вообще являлось для них большой редкостью.
Его также не могло не радовать возникшее в последнее время чувство тесной связи с женой, как будто они оба теперь заодно новые люди в этом старом, темном, проклятом замке.
