Сильвия Дэй - Испытание страстью
Она кивнула горничной, внесшей и поставившей на низкий столик чайный поднос. Когда девушка вышла, Эстер упрекнула его:
— Вы так и не ответили на мой вопрос о том, как чувствуете себя.
Он с шумом выдохнул.
— Так хорошо, как можно было ожидать, принимая во внимание обстоятельства. Никогда не понимал, какое бремя взял на себя Бенедикт и как замечательно справлялся с этим. Мне только остается гадать, как ему это удавалось. Должно быть, он умел изыскать в сутках больше часов, чем удается мне.
— Но у него была жена, поддерживавшая все его начинания.
— Господи, если кто-нибудь еще напомнит мне о необходимости обзавестись супругой, я за себя не ручаюсь.
Эстер тихонько рассмеялась, втайне ужасно обрадованная тем, что поиски жены Майкл не считал важным и приоритетным делом.
— Вы не думаете, что жена сможет вам помогать?
— Я и так с трудом выплываю и не имею ни малейшего представления о том, как мог бы еще заботиться о супруге.
— Я хочу, чтобы вы нашли жену, способную заботиться о вас. Это будет несложно. Вас так легко любить и даже обожать.
— Если бы вы говорили, основываясь на собственном опыте, — сказал он тихо.
— Разумеется, это так.
Его красивый рот недоверчиво дрогнул.
— Гораздо в большей степени, чем думала, — призналась Эстер, — какой бы дурой я ни была.
— Эстер…
Лицо Майкла выразило удивление, быстро сменившееся отчаянием.
Как ей не хватало уверенности в том, что Майкл испытывает к ней нежность. Она была прежде ослеплена мальчишеским бесшабашным очарованием Регмонта и его чувственностью, околдовавшей ее. К тому времени, когда они поженились, она уже отчаянно желала близости с ним, до крайности возбужденная его тайными прикосновениями, жадными поцелуями и обещаниями безграничного наслаждения и счастья, произнесенными ей на ухо жарким шепотом.
— Мы найдем для вас кого-нибудь, кто будет вас безумно любить, — сказала Эстер внезапно охрипшим голосом. — Кого-нибудь, чьей первой заботой будут ваше счастье и радость.
— Через некоторое время она начнет меня раздражать.
Эстер занялась приготовлением чая: она насыпала сухие чайные листья в чайник для заварки и залила кипятком.
— Очень скоро вы ответите на ее чувства. Вы не сможете устоять. И потом будете жить счастливо в любви и радости, которых заслуживаете.
— А как насчет вас?
Поставив чай настаиваться, Эстер выпрямилась и приложила руку к животу.
— Для меня тоже уготована радость.
Его ответная улыбка была искренней, но печальной.
— Не могу радоваться за вас больше!
— Благодарю вас. В таком случае давайте сузим список невест, представленный вашей матушкой, который я помогала ей составить.
Эстер встала, и Майкл последовал ее примеру. Подойдя к секретеру у окна, она открыла чернильницу и приготовила письменный прибор и лист писчей бумаги.
— Вы можете перечислить желанные качества, а я стану записывать.
— Лучше вырвать зуб.
Ее лицо стало осуждающим.
— Черт возьми, Эстер, не смотрите на меня так. Пожалуйста! Я думал, вы хорошо ко мне относитесь.
— Цвет волос?
— Только не светлый.
— Цвет глаз?
— Только не зеленые!
— Майкл…
Он скрестил руки на груди и поднял бровь.
— Надо дать девушке шанс на счастье. Пусть попробует побиться за меня, если не захочет проявить свои спортивные таланты иначе.
Она тихонько рассмеялась. На послеполуденной улице за окном послышалось щелканье хлыста по лошадиной спине и ржание. Днем Эстер по большей части сидела у окна и наблюдала, как течет жизнь в мире. Ей приносила утешение мысль о том, что существуют более счастливые семьи и жизни, чем ее судьба, и люди, не угодившие в ловушку, уготованную ей. Но в эту минуту все ее внимание было сосредоточено на собственной жизни и этом живом, энергичном мужчине.
— Высокая или маленькая?
— Мне безразлично.
— Стройная или полная, с роскошной фигурой?
— Мне и это все равно. Все, чего я хотел бы, — это, чтобы она была пропорционально сложена.
— Как насчет каких-нибудь особых талантов? — спросила она и посмотрела на него, когда он приблизился.
Майкл двигался так изящно, с такой неспешной грацией, что она не могла отвести от него глаз.
Майкл остановился возле Эстер, положив руку на письменный прибор.
— Каких, например?
— Ну как пение или игра на фортепьяно?
— По правде говоря, меня такие вещи не интересуют. Я рассчитываю на ваш вкус.
Эстер подняла на него глаза и охватила взглядом всю его изящную фигуру.
— Синее вам к лицу, милорд. Сказать правду, не знаю другого джентльмена, которому бы шел синий цвет больше, чем вам.
Его глаза заблестели.
— Благодарю вас, миледи.
Ее зачаровала его нежность, и на мгновение она замерла, представив невозможное.
Эстер изо всех сил старалась справиться с неожиданным напряжением и покончила с этим затянувшимся молчанием и заговорила трепетным грудным голосом:
— Я плохая хозяйка. Чай остывает.
Но не шевельнулась. Майкл стоял настолько близко, что она чувствовала исходящий от него аромат вербены. Он удивительным образом сочетался с присущим ему собственным запахом, и все вместе создавало опьяняющее и пленительное ощущение.
— Мне все равно, — пробормотал он. — Мне всегда приятно ваше общество.
— Я танцевала с вами свой первый вальс, — сказала Эстер, вспоминая.
— Боюсь, мои ноги до сих пор помнят это.
Ее рот приоткрылся от этой преднамеренной провокации.
— Я покорно и безошибочно следовала за вами.
Он усмехнулся.
— Неужели не помните? — наседала Эстер.
Она хотела, чтобы первым ее партнером на балу был Майкл, поскольку она ему доверяла и чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Хотя и понимала, что, вероятно, он примется добродушно подтрунивать над ней, и это сделает ее первое мучительное появление в обществе вполне сносным и даже забавным. Он так хорошо вел ее и так старался сделать все, чтобы она не смущалась, что с танцевального пола она сошла с триумфом. И так прекрасно не чувствовала себя много лет.
— Как будто я мог забыть хоть на минуту, как держал вас в объятиях, — сказал он тихо.
Цепляясь за эти эфемерные воспоминания, Эстер так порывисто вскочила на ноги, что опрокинула стул. Она схватила его за отвороты сюртука и прижалась губами к его губам. Это был быстрый и целомудренный поцелуй, всего лишь напоминание о том, какой веселой и отважной девушкой она была когда-то.
Тотчас же она покраснела и отпрянула.
— Мне жаль.
