Ангелочек. Время любить - Дюпюи Мари-Бернадетт
Розетта замолчала. Взяв бельевую корзину, она направилась к дому. Луиджи не отважился последовать за ней. Он сел под сливой и вынул из футляра скрипку. Вскоре он подобрал мелодию к провансальской балладе, ритм которой ему пришелся по душе. Задумавшись, он начал напевать.
— Играйте что-нибудь другое, черт возьми! — прокричала Розетта, появившаяся на пороге. — Сегодня вечером эта мелодия выворачивает мне душу. У меня нет настроения ее слушать.
Ошеломленный Луиджи перестал играть. Он наделся спокойно поговорить с Розеттой, чья веселость и лукавство так понравились ему. Но и здесь его ждало разочарование.
— Эй, чертовка! — воскликнул он. — Ваше плохое настроение пробуждает у меня желание скрыться в полях. Это не понравится Анжелине!
— Послушайте, мсье Луиджи! Мы с вами вместе свиней не пасли! У меня такое настроение, какое есть. И это не ваше дело, почему оно такое. Я здесь всего лишь служанка и могу напоить и накормить вас, но не больше.
С этими словами Розетта отвернулась и расплакалась. Луиджи встал и осторожно подошел к девушке.
— Простите меня, — сказал он со вздохом. — Я обошелся с вами не очень вежливо. Встреча с матерью тяжело далась мне. Многие годы я мечтал об этом моменте, но он оставил у меня привкус горечи, теперь у меня на душе нет покоя.
— Не надо жаловаться! По крайней мере, она жива, ваша мама. А вот моя… Я все отдала бы, чтобы она не умерла! — Розетта разрыдалась. — Черт! Еще немного, и мои булочки сгорели бы.
Розетта бросилась к небольшой чугунной печке, стоявшей около камина, и открыла заслонку. По комнате поплыл восхитительный запах.
— Можно войти? — спросил Луиджи.
— Конечно. Мадемуазель Энджи не будет против. Вы вежливый, и это хорошо. А ведь есть и такие, кто считает, что им все позволено. Мсье Лезаж, например.
Как только у Розетты появилась возможность излить снедавший ее гнев на человека, которого она презирала всей душой, она тут же успокоилась.
— Сегодня этот негодяй вновь приходил к мадемуазель Энджи, — сообщила Розетта. — Дайте мне вон ту тряпку, чтобы я не обожглась, беря противень.
Розетта улыбнулась, глядя на две большие булки с золотистой корочкой. От их запаха в пустом желудке Луиджи заурчало.
— Полагаю, эти деликатесы предназначены для воскресного обеда. Очень жаль! — посетовал он.
— Не портите себе кровь! Я дам вам кусок сливового пирога и стакан сидра, — успокоила его Розетта. — Я-то знаю, как себя чувствуешь, когда сводит живот. Если бы не мадемуазель Анжелина, я по-прежнему побиралась бы, жила случайными подачками. Она самая лучшая женщина на свете.
Заинтригованный Луиджи сел за стол. Наблюдая за действиями Розетты, он явно любовался ею.
— А что вы думаете о Жерсанде де Беснак? — спросил он.
— Вы хотите, чтобы я разоткровенничалась с вами. Но я вовсе не простофиля! И ничего лишнего я вам не скажу.
Розетта сновала по кухне, от камина к шкафу и от раковины к буфету. Шмыгнув носом, она в конце концов решила высказать все, что думала.
— Мадемуазель Жерсанда — достойная дама. И очень щедрая. Она не считает деньги, она бросает их на ветер. Да, она любит тратить деньги. Знаете, сколько раз она совала мне в карман фартука серебряные монетки, чтобы я могла отослать немного денег сестре? А однажды, когда мы — мадемуазель, Анжелина и я — ездили в Сен-Годан, я обедала в ресторане. Да, мсье! Не в харчевне и не в таверне, а в прекрасном месте с серебряными приборами и красными скатертями. Я попробовала абрикосовый шербет… А еще мадемуазель Жерсанда иногда меня целует, а потом у нее на глазах выступают слезы…
Луиджи покачал головой. Он наверняка проникся бы симпатией к старой даме, столь очаровательной и достойной, если бы она не была его матерью, сознательно бросившей своего сына.
— Розетта, вы знаете мою историю? — после непродолжительного молчания спросил Луиджи.
— Да. Мадемуазель Анжелина часто мне рассказывала ее. Я ее наперсница, и даже младшая сестренка, как она говорит. Я все о вас знаю. Я даже знаю, что у вас есть родинка в самом низу спины.
Щеки Розетты зарделись. Она рассмеялась, хотя из ее глаз продолжали литься слезы.
— Ой, простите меня. На меня все так давит! У меня нервы на пределе. Не сердитесь на нее, на вашу маму, она ведь так раскаивается! С тех пор как я поселилась в городке, я часто бываю на улице Нобль. И уверяю вас, мадемуазель Жерсанда все время ждала вашего возвращения. Вот так! Но ешьте же!
Розетта уже поставила перед Луиджи тарелку с куском пирога и стакан сидра. От всего сердца поблагодарив девушку, Луиджи попробовал пирог.
— О! Какое яство! — воскликнул он. — Я польщен!
Розетта тоже села. Опершись локтями о стол, она смотрела на Луиджи, но не видела его, полностью погрузившись в свое горе. Луиджи внимательно посмотрел на нее. Его растрогала эта миловидная девушка с темными волосами, заплетенными в косы, курносым носом, блестящими карими глазами.
— У меня есть еще вопросы, — сказал он, сжимая стакан. — Увы! Если я задам их вам, вы обвините меня в грязных намерениях. Но поймите меня, барышня, я всего-навсего акробат, свободный в своих действиях и желаниях, к тому же один-одинешенек на всем белом свете. У меня никогда не было семьи. И вдруг у меня появляется мать, которая начинает тыкать мне в лицо свое богатство, словно морковку в морду осла. А Анжелина, с которой у нас общие злоключения, запрещает мне уезжать. Я чувствую себя немного растерянным.
— Вы вовсе не один-одинешенек! Вот так! Но, по сути, вы рассуждаете здраво. Потому что жизнь порой проделывает с нами странные штучки. Вы всем довольны, вы не знаете горестей, и тут вам на голову сваливается черепица. И все. Вы больше не можете смеяться, вы перестаете чувствовать себя сильным. Но, в конце концов, мсье Луиджи, на что вы жалуетесь? Вы были бедным, никто вас не любил. А сейчас вы разбогатели, да еще нашли маму!
— Если рассуждать так, как рассуждаете вы, то я должен радоваться, — помрачнев, согласился Луиджи. — Но утро вечера мудренее. Возможно, завтра я приму какое-нибудь решение. А Анри, этот маленький мальчик, крестник Анжелины, чей он сын?
Не ожидавшая этого вопроса Розетта так и подпрыгнула. Немного подумав, она осторожно ответила:
— Об этом вам лучше спросить Анжелину. Не мое это дело. И вообще я ничего не буду говорить о малыше. Но я его очень люблю. Он такой миленький! С каждым днем он говорит все лучше и лучше. А какой он хитрый! Можно сказать, я его няня.
— Хорошо. Буду довольствоваться этими сведениями. Перейдем к мсье Лезажу, этому негодяю. Кто он?
— Не прикидывайтесь дурачком! Вы угрожали ему ножом. Мадемуазель Энджи рассказала мне.
— А! Теперь я понимаю, о каком ужасном типе вы говорите, — ответил Луиджи. — Ну, не буду больше докучать вам, Розетта. Вообще-то я немного беспокоюсь за вас, ведь вы такая грустная.
Розетта встала. Ей хотелось продолжить разговор, ведь присутствие Луиджи помогало ей забыть о своем горе.
— Я вовсе не грустная, — возразила она. — Я живу под крылом ангела…
Очарованный этими столь поэтичными словами, Луиджи молчал. Заходящее солнце заливало комнату оранжевым светом. И тут он понял, что он никуда не убежит, что поживет какое-то время вместе с Розеттой, Анжелиной и Жерсандой де Беснак, ведь каждая из них была для него загадкой. Все они были такими разными, каждая со своими секретами и мечтами, спрятанными в глубине сердца.
— Мое дорогое дитя, — сказал Луиджи, не спеша направляясь к выходу, — я обдумаю ваши слова на свежем воздухе.
Он взял скрипку и сыграл печальную мелодию, грядя на огненный шар, заливавший своим светом горизонт над туманной долиной. Розетта слушала мелодию, забившись в угол около потухшего очага. Музыка бередила ей душу, ранила в самое сердце.
И девушка беззвучно расплакалась.
Глава 9
Любовная греза
Анжелина вернулась домой с наступлением ночи. Она нашла Луиджи под сливой. Он лежал, исписывая графитовым карандашом тетрадь нотами. Рядом стояла свеча. При малейшем порыве ветра пламя колыхалось. Молодая женщина заметила, что в кухне нет огня.
