Людмила Сурская - Оборотень или Спасение в любви.
Глава 23
Такого свинства Серж не ожидал. Когда пришедший к полудню с визитом барон узнал об их спешном отъезде, он побледнел. А тут получилось ещё так, что до истины он докопался не сразу. Поначалу княгиня плутала с объяснениями, приглашая его приехать вечером и ужасно при том вранье краснела. Потом управляющий колесил по кочкам брехни сочиняя чуть ли не эпидемию всему живущему в доме. Серж, заподозрив неладное, отправил следом в дом на разведку Митрича. Тот, переговорив с домашним людом, выяснил по случайности про спешный отъезд и ночные сборы князя с упирающейся и ревущей белугой княжной. Рассказала в красках и с эмоциями ему об этом Марфа. Услышав о таком развороте дел, барон побагровел от злости. В тишине кареты был слышен скрип его зубов. «Ну что ж, источник неудач — камень на дороге дальнейших действий. Главное не пустить в себя разочарование это начало порчи любого дела! — торопливо прикидывая план, думал он. — Начнём всё сначала и без благословения».
— Митрич, она сказала куда Таню повезли?
— Об этом речи не шло. Собственно она не в курсе, ваше сиятельство. Брали много тёплых вещей. Собирались ночью, спешно и гость укатил с ними. Марфа сказывает, что княжна воевала с родителем, но безуспешно. Им всем приказано было держать рот на замке, но вы ж её знаете, ей всё равно о чём, лишь бы болтать, потом я за своего у них пока ещё числюсь. Наплёл ей, что приехал в город по велению князя из поместья, а их сиятельства и нету. Вот она с милой душой и разрисовала мне картину во всей красе.
— Дьявольщина, похоже, князь отдал Таню бородатому. Запах золота. Тогда дорога одна — в Сибирь.
— Это Сергей Генрихович, бабушка надвое сказала, могли и в Европу податься, — возразил тот.
— Ты прав, прав Митрич. Поэтому время на поиски нет. За день они, наверняка, ушли далеко. Я раздеваюсь, ошейник на шею и пошёл по следу, а ты кати за мной и, будь добр, старайся не отставать.
Митрич кивнул в знак одобрения такого решения.
Редкие прохожие не могли не заметить вынюхивающего след добермана и медленно катящуюся за ним карету. По городу он шёл осторожно, за день следы затёрлись, и надо было не сбиться, избежав ошибок, возвращаться и начинать всё с нулевого отсчёта, таким запасом времени барон не располагал, только когда он вышел за город, то понёсся по дороге во всю прыть. Митрич еле успевал за ним. Думая о том, что князь Николай Антонович наверняка спешит, как можно дальше отъехать и поэтому, скорее всего, гонит без отдыха и остановок они ускоряли и ускоряли ход. К сумеркам такой сумасшедшей спешки замаячила впереди сквозь белизну полей, на самом краю карета, которую тут же проглотил лес. «Кажется они?!»
Так и было. Возница, понукая лошадей, въехав на лесную дорогу, пугливо оглядывался по сторонам. Темнеющее небо качалось над головой в латках между верхушками разлапистых сосен. Пассажиры, рисуясь друг перед другом, однако с не меньшей опаской поглядывали по окнам. И это объяснимо, учитывая сумерки, плутающие в огромных деревьях, выстроившихся солдатским строем с двух сторон дороги, а в иных местах смыкающихся кронами над дорогой, да страшным рассказам, что потчуют путешественников в дорожных трактирах. По продрогшим и так телам путников, пробегала дрожь. Каждый звук жутким угрюмым эхом отзывался в чащи. На станции смотритель предлагал остаться на ночь, выспаться и с рассвета, отдохнувшим уж трогаться в путь, но князь заупрямился, торопясь отъехать по — далее от Москвы. Опасения, что барон устроит погоню, гнало вперёд. Хотя он слышал, что дороги здесь опасны и всё же рискнул. Рассказывали, что появились вороватые людишки, что грабят и убивают даже днём. Предупреждали и купцы, что гуляют в здешних местах непойманные ватаги. Но всё же поехал, надеясь, что в тех рассказах больше сочинительства. Ведь гоняют же разбойничков по лесам жандармские отряды. Николай Антонович старался не смотреть на насупившуюся дочь. Уделяя всё время своему будущему зятю. «Ну и пусть позлится, — успокаивал он себя. — Что она сейчас понимает, зато потом мне спасибо скажет. Мы с её матушкой тоже по сговору сошлись, а живём, дай Бог каждому, душа в душу». — Оправдывал он свой поступок. Сознательно упуская тот факт, что сговор в его случае был с обоих сторон, а у Тани совершенно другой расклад. Гонит по лесу карета. Холодит страх спины её пассажиров. Кажется, сам хозяин преисподнии крутит хвостом за ёлками. И люди и кони вострят уши. Когда возничий резко остановил лошадей, выгибаясь спиной и натягивая вожжи, пассажиры, качнувшись по инерции вперёд, выглянули с претензиями. Тпр-р-у-у! — кричал возница.
— Зенки потерял, что творишь! Я вот тебя! — погрозил князь.
— Не гневайтесь, господа хорошие, — пробовал тот объясниться.
Но на него тут же накинулись с руганью.
— Езжай, давай, чего встал?
— Так ведь, барин, дорога завалена. — Указал на валявшееся поперёк дерево с торчащими в разные стороны мохнатыми лапами мужик. — Завал ведь вот.
— Как завалена, чем? — спросил князь голосом, который как-то вдруг застрял у него в горле.
— Деревом, так сами посмотрите. — С отчаянием огрызнулся возница. — Сосна, ни черта не видно за ней, барин.
— Чего ж ты, каналья, сидишь кулём. Вот дурак, иди и посмотри…. Экий ты какай, братец, трус.
Пока не показывающие тревоги мужчины, выйдя из кареты и тихо переговариваясь, подошли к завалу, возница соскочив с козел попробовав обойти преграду с другой стороны, нырнул в лес, и хорошо разглядев сруб, заорал не благим матом.
— Засада, сударь, засада! — Долго кричать не дали, он тут же упал, получив тесаком по голове.
Но и это предупреждение было опоздавшим, сбоку что-то мелькнуло. Разве разобрать в сумерках — лес, он и есть лес: зверь, аль человек. Затем пронзительный свист разорвал тишину и выскочившие человек пять заросших, в рванье, страшных на вид мужиков с кистенями и ножами, повалили их на замёрзшую землю. — Ого-го-го! — неслось на весь лес. Не понять толи звали своих, толи орали от азарта. От крика ржали вздыбясь лошади. Они мучались ни в силах двинуться ни в перёд, ни назад. Мужчины отбивались, но безуспешно. На них навалились и рвали плащи и камзолы. Били жестоко и озлоблено. Подвела, как всегда беспечность, пистолеты остались в карете. Таня тоже не успела ими воспользоваться, в карету сунул нос молодой грязный мужик и, ухмыляясь, принялся тянуть с неё драгоценности, но этого ему показалось мало и он, вытащив Таню из кареты, попытался тут же изнасиловать. Она отбивалась крича: — «Негодяи, что это вам пришло в голову!» А мужик знай себе гадко лыбится. Но налетевший неизвестно откуда пёс, перегрызя ему горло, метнулся на помощь отбивающимся мужчинам. Таня, растирая слёзы по грязным щекам и отплёвываясь от мусолившей её противной рожи, ринулась в карету за спрятанными под лавками пистолетами. Когда она выбралась обратно, доберман завалил уже двух и снимал с плеч Николая Антоновича, вцепившись в спину зубами, третьего. Огромного детину с короткими руками. Трясясь от страха она нашла в себе силы подойдя к ним и, приставив дуло мужику в бок, выстрелить. Пёс отскочил и перехватил руку с занесённым над ней топором бородатого мужика с наглыми блестящими глазами. Минуты боя и всё стихло. Пёс, как пришёл неожиданно, так и ушёл в никуда. Но у неё появилась кое-какая надежда, Таня теперь знала, что Серж рядом и он не допустит её отъезда. Планам папеньки не суждено сбыться. Страшная усталость с утра поселившегося в ней напряжения и вот этого дорожного происшествия, враз сковала члены, и она опустилась на сухую подмороженную траву. Луна равнодушно и величаво посматривала на неё со своего царского престола. Отец, качаясь с плавающими перед глазами жёлтыми кругами, с нескрываемым страхом глянул на неё. «Папа, родненький, со мной порядок», — поспешила успокоить его она. Подобрав раненого возницу и оттащив на обочину дерево, тем самым, расчистив дорогу, позволяющую дальнейшее продвижение, карета, управляемая золотопромышленником двинулась дальше до ближайшей станции. А над местом схватки остались кружить тревожно в выси встревоженные птицы. Гнали, гнали… Наконец, деревья поредели и расступились, словно убежали от дороги и колеи врассыпную. Все перевели дух, как будто лёгким легче стало дышать. Таня, напуганная происшедшим на дороге, почти умирая со страха, рада была даже разносившемуся топоту копыт. Хотя с другой стороны сердце, может, замирало совсем не от страха за себя, а от того, что Серж шёл рядом и подвергался из-за глупости папа сам смертельной опасности.
