Лора Бекитт - Дикая слива
По вечерам яркие огни привычно отражались в воде каналов, отчего Жемчужная река казалась темной бархатной лентой, усыпанной золотыми блестками.
Киан признался Мэй в том, что ему удалось убедить отца выделить для восстановления города пятьсот тысяч лянов, и тут же добавил:
— И все-таки эта помощь — капля в море человеческой нищеты и бедствий.
— Из тебя может выйти очень мудрый и справедливый правитель, — заметила она.
Оставив Мэй и свиту обустраиваться в столичном доме, Киан отправился на встречу с братом.
Он не знал, жив ли Юн, приходит ли он на назначенное место или давно отчаялся увидеть старшего брата, потому, увидев знакомую фигуру, Киан едва не задохнулся от радости.
— Стихия пощадила тебя!
— Она подарила мне гораздо больше, чем отняла. Я спас прекрасную девушку и женился на ней, — смущенно признался Юн.
— Женился?! Ты еще так молод… Но я рад за тебя.
— Я слышал, что ты потерял свою супругу?
— Да. Божественное происхождение не спасло Сугар от жестокой судьбы. Но мы устроили ей подобающие похороны, и я надеюсь, что ее душа обрела покой в загробном мире.
Киан предложил зайти в чайную. Братья разговорились. Юн рассказал о поездке к родителям и немного — о Тао.
Услышав имя девушки, Киан немедленно спросил:
— У нее нет сестры по имени Мэй?
— Да, Тао говорила, что была, но они давно не виделись.
Что всегда отличало Киана в общении с братом, так это искренние, ничем не замутненные чувства. Он просто любил и давал все, что мог, не думая о последствиях.
— Тогда давай устроим им счастливую встречу!
Лучи полуденного солнца пронизывали пышные кроны деревьев, в гуще которых надрывались цикады, В великолепном саду с фонтанами и беседками суетились евнухи, покрикивая на служанок, выносящих во двор матрасы и подушки и раскладывающих их для просушки. Слуги-мужчины, напротив, заносили в дом тяжелые сундуки.
Мэй стояла, облокотившись на перила террасы, и наблюдала за царившей вокруг суетой с беспечностью единственной и любимой женщины господина. Во всяком случае, так показалось Тао, когда она вошла во двор и, подняв голову, уставилась на старшую сестру.
К узлу волос молодой женщины были подколоты свежие цветы, губы напоминали спелые ягоды, грудь натягивала тонкий, как дыхание, нежно-зеленый, как первая травка, шелк платья. Мэй была счастлива, ибо ее глаза созерцали иной мир, чем глаза Тао.
Стрела смертельной зависти вошла в ее душу и сердце мгновенно и глубоко, и никто был не в силах ее извлечь.
Тем не менее, Тао изобразила радость и позволила провести себя в затененную комнату с затянутыми красивой материей стенами и усадить на инкрустированное слоновой костью ложе.
Мэй говорила тихо, потому что под сколотой золотыми булавками кисеей спал ее сын.
— Тао! Ты жива! Не представляешь, как я счастлива, что нам удалось встретиться! Надеюсь, больше мы не расстанемся.
— Значит, теперь ты кормилица внука правителя Гуандуна? — слегка оправившись от первого потрясения, произнесла Тао. — Но если у тебя есть молоко, ты тоже должна была родить. Где в таком случае твой ребенок?
Оглянувшись на террасу, где в похожих на миниатюрные дворцы золоченых клетках заливались пением птицы, Мэй взяла сестру за руки и, глядя ей в глаза, прошептала:
— На самом деле это мой сын. Когда ребенок Сугар погиб, Кун убедил меня выдать Ана за Айсина.
— Вижу, вы ловко опутали паутиной лжи всю княжескую семью! — не сдержавшись, воскликнула Тао.
— На самом деле это тяжело. Не они, а именно мы трепыхаемся в паутине.
— Тем не менее, после смерти князя вы приберете к рукам всю его власть и имущество. Глядишь, Кун объявит тебя своей женой!
— Я и так его жена.
С трудом справившись с собой, Тао сказала:
— Как удачно сложилось, что мы, сами того не ведая, вышли замуж за братьев!
На самом деле она думала о том, как повезло Мэй и не повезло ей. Она стала женой нищего китайца, тогда как сестра — супругой будущего правителя Гуандуна. Кроме того, Киан Янчу был красивым мужчиной, и, судя по всему, им можно было управлять одним движением бровей!
Тао не верила в искренность Мэй. Та наверняка втайне радуется смерти принцессы! Мало того, что все препятствия устранились сами собой, ей еще удалось подсунуть своего мальчишку вместо внука самого императора!
— Значит, ты не хочешь, чтобы мы расставались? — медленно произнесла Тао, в голове которой зародился план.
— Конечно, нет!
— Почему бы тогда твоему мужу не взять нас с Юном к себе?
Мэй погрустнела.
— Я уже спрашивала Куна, и он мне объяснил. Юн низкого происхождения, он не знает грамоты. Такому человеку могут предложить только грязную работу. И если он не будет ее выполнять, это вызовет подозрения. К сожалению, Кун не может признаться в том, что Юн — его брат.
— Зато ты вполне можешь сказать, что я твоя сестра, с которой ты случайно встретилась. Где ты, там и я, а где я — там и мой муж. Что стоит занять нас какой-нибудь ерундой? Я умею вышивать и играть на цитре, а Юн способен работать в саду. Мы наконец поселились бы вместе, и нам бы не было скучно.
В глазах Мэй стояли слезы. Тао видела, что сестра верит в то, что она решила навсегда похоронить некогда возникшие между ними непонимание и вражду. Мэй не знала, что обожаемая ею «малышка» давно вычеркнула из сердца то, что зовется привязанностью.
Расписные колонны, высокие, как небесный свод, потолки, лотосовые пруды, обвитые глицинией камни! Аромат благовоний, шелест дорогого шелка и ласка нежного атласа! Тао грезила наяву. В те минуты ей казалось, что для счастья не нужно большего.
Остаток дня она провела с сестрой, стараясь быть доброжелательной, ласковой и внимательной. Тао даже подержала на руках племянника, хотя терпеть не могла маленьких детей.
Скрепя сердце она смирилась с тем, что им с Юном пришлось ночевать в помещении для слуг. Однако на следующее утро, когда Киан и Мэй отправились к гадателю, взяв Айсина, Тао испытала новый приступ зависти.
Будущий наместник Гуандуна и его жена. Маньчжурские туфли на толстой подошве, которые она недавно начала носить, увеличивали ее рост и придавали фигуре твердую осанку. Большие проницательные глаза, аккуратный нос, сочные губы, густые волосы, а главное — ощущение пленительной свежести, витавшее вокруг нее, словно аромат весны, делали Мэй неотразимой.
Ей удалось вскарабкаться на невидимую вершину, а Тао — нет. Вернее, Мэй не вскарабкалась, а взлетела на крыльях любви. Наивная девушка, заплатившая за свободу незнакомого человека всем, что у нее было, и получившая в награду то, о чем не смела даже мечтать.