Виктория Холт - Случайная встреча
— И обязательно кто-то должен пострадать?
— Такова цена прогресса! — уверенно ответил Эдвард. Было приятно, наконец, войти в его красивый дом.
Всем нам хотелось побыстрее забыть о проблемах, связанных с этими машинами.
Следующие дни были приятными: я с радостью окунулась в проблемы, связанные с внутренним убранством дома, и постоянно спорила об этом с матерью.
— В общем-то, — говорила я, — мне хочется изменить здесь совсем немногое.
— Конечно, он обставлен с большим вкусом, — согласилась мать. — Больше всего я люблю простоту, за которой скрывается элегантный комфорт!
— Дом просто очаровательный! — подтвердила я.
— Только не слишком влюбляйся в него: мы хотим, чтобы ты почаще приезжала в Грассленд!
По прошествии недели мать, как всегда, начала тосковать по дому. Она очень не любила покидать Эверсли надолго и решила возвращаться домой в середине следующей недели.
Эдвард отсутствовал большую часть времени. Я прогуливалась по городским садам, постоянно внушая себе, что я сама выбрала этот путь и должна полюбить этого человека.
А почему, собственно, и нет? Мне все больше и больше нравился Эдвард. Он был добрым, благородным и обещал стать превосходным мужем. Юные девушки по своей глупости ищут каких-то потрясающих приключений, мечтают о рыцарях, которые на самом деле существуют только в воображении самих девиц. Я была уже слишком взрослой для таких сказок, и нужно было смотреть в лицо фактам. Дело было не в том, что я действительно влюбилась в Питера Лэнсдона: просто я была взволнована тем, что он сразу же приметил меня, следил за мной и решился рискнуть, чтобы спасти меня. Все это выглядело романтичным приключением, в то время как мои взаимоотношения с Эдвардом были обыденными, крепкими и очень надежными.
Питер к тому же был непостоянен: слишком уж быстро он переключился с меня на Амарилис. Что я могла чувствовать в связи с этим? Досаду? Ревность? Но разве я не чувствовала всегда некоторую ревность к Амари-.лис — ее красоте, обаянию, мягкому характеру, к тому, что в ней отсутствовал эгоизм? У нее, и в самом деле, характер был лучше, и мужчина, у которого была возможность выбора, сделал бы глупость, предпочтя меня! Значит, Эдвард был глуповат, поскольку он всегда любил меня? Как там говорила одна из служанок: «Мужчины становятся дураками, когда дело доходит до женщин?..» И разговор тогда шел про меня и Амарилис. Я была как раз из тех женщин, на которых оборачиваются… все, кроме Питера Лэнсдона!
Нет, конечно, я не любила его! Вначале я была взволнована, его общество было занимательным, немножко загадочным. В Эдварде, конечно, ничего подобного не было.
Мне нужно было научиться любить Эдварда! Я приняла его предложение под горячую руку, а он поддержал меня. Иногда я задумывалась — знал ли он, что я заявила о помолвке просто от досады? Догадывалась ли об этом моя мать? Она постоянно перечисляла достоинства Эдварда, словно желая убедить меня в том, что я сделала правильный выбор.
Да, я обязана полюбить Эдварда! Я обязана подготовить себя к тому, чтобы смириться с судьбой, ожидавшей меня. Я сама выбрала ее, а Эдвард пошел мне навстречу… и всегда будет делать так. Я должна помнить о том, что мне повезло!
Помню, именно я сказала, что мне хотелось бы посетить фабрику тогда, когда там работают люди. Мне очень хотелось посмотреть, как действует машина, плетущая кружева. Эдвард, похоже, заколебался, но я настояла: «Мне было бы гак интересно…» Его обрадовал мой интерес — и он сдался не без колебаний. Так или иначе, мы договорились о том, что он приведет меня на фабрику.
Мы пришли туда в первой половине дня. Входя в дверь огромного помещения, заполненного людьми, я ощутила волнение.
Я чувствовала, что за нами наблюдают, когда Эдвард вел меня по цеху, время от времени останавливаясь, чтобы пояснить какие-то технические подробности. Я решилась заговорить с некоторыми из рабочих. Они отвечали мне очень сдержанно, и я задумалась — не задумывают ли они что-то? Возможно, уже тогда у меня появились дурные предчувствия… или же я придумала это потом? Теперь, вспоминая обо всем, я уже не могу быть ни в чем уверена. Я вдруг осознала, как нелепо выгляжу на фабрике в своей синей шерстяной накидке с воротником, отороченным соболиным мехом, в маленькой шляпке с алым пером и в алом платье. Слишком уж разительным, должно быть, был контраст между моей одеждой и платьем этих рабочих!
Я с облегчением вздохнула, когда мы вышли из цеха и направились в небольшую комнату, где какая-то женщина занималась сортировкой кружев, прикрепляя к ним этикетки.
— Это миссис Феллоуз, — объяснил Эдвард. — Она может невооруженным глазом обнаружить изъян там, где его вряд ли увидит кто-то другой!
Миссис Феллоуз, которой на вид было лет сорок, с удовольствием приняла эту похвалу. Я спросила:
— Это с вашим мужем мы здесь познакомились? — Да, он дежурил при машинах.
— У нас здесь работают несколько Феллоузов! — пояснил Эдвард.
— Мой сын Том здесь обучается ремеслу, — пояснила миссис Феллоуз. — И другой сын тоже работает здесь!
— Мы любим, когда работают семьями, — сказал Эдвард.
В этот момент в комнату вошел человек и что-то тихо сказал Эдварду. Он повернулся ко мне и сказал:
— Я оставлю вас на минутку! Побудьте с миссис Феллоуз, она покажет вам лучшие образцы наших кружев.
Я улыбнулась миссис Феллоуз.
— Полагаю, в этом городе делают кружева с незапамятных времен?
— Пожалуй, так, — согласилась она.
— Должно быть, приятно делать такие красивые вещи?
— Нас, мэм, беспокоит, надолго ли все это?
Я удивилась:
— А почему… почему нет? — Она угрюмо глянула на меня:
— Эти проклятые машины… Они отберут хлеб наш насущный!
— Но я слышала, что для процветания города будет лучше, если…
Женщина бросила на меня презрительный взгляд. Я заметила заплату на ее поношенном платье и опять увидела себя со стороны — отделанную мехом накидку и башмаки из самой лучшей кожи. Мне стало стыдно за то, что я столь поверхностно говорила о вещах, жизненно важных для нее. Мне хотелось сказать, что я сочувствую и понимаю ее, но я не могла подобрать нужных слов.
Именно в этот момент я услышала странный шум. Раздавались такие звуки, будто по полу тащили что-то тяжелое. Потом я услышала вопль, а вслед за ним еще крики.
Я встревоженно взглянула на миссис Феллоуз. Она смертельно побледнела.
— Господь, храни нас! — пробормотала она. — Это случилось! Я знала, что так будет, и вот началось!
Я схватила ее за руку.
— Что происходит?
— Эти люди… Они давно готовились, а теперь грянуло! Это, — она взмолилась. — Господи, сохрани нас и помилуй, наши люди поддержат их!
