Линда Кук - Ночные костры
— Кое-кто из нас собирался как следует… — пожилой воин взглянул на Алису и вежливо покашлял, — погулять, когда вы позвали нас от костра. Когда мы вернулись в Кернстоу, молодой Эрик застал свою… уж простите, миледи… словом, его краля ждала его у ворот крепости, сидя под сторожевой вышкой.
Хитроватое лицо Эрика покрылось румянцем, а стол затрясся от дружных ударов кулаков его приятелей.
— Остальным же, — признался солдат, — повезло меньше. Будь я помоложе, милорд, попросил бы повторить праздник сегодня вечером — с костром и элем, и чтобы у всех нас было… еще раз прошу прощения, леди Алиса… хорошее окончание ночи.
Раймон в шутку застонал:
— Вы разорите меня на дровах и эле. Будь я помоложе, наверное, согласился бы. Но после вчерашних праздничных излияний, ночной прогулки по болоту и раннего утреннего подъема мне бы только добрести до спальни. Давай отложим костер на другой день, Ги.
Он встал из-за стола и протянул руку Алисе:
— Пойдемте, миледи, я отведу вас наверх.
Когда они поднимались по лестнице, вдогонку им звучал добродушный смех, адресованный одному лишь Раймону. Его нарочито неуклюжий юмор успокоил воинов и отвлек их внимание от исцарапанного лица и потемневших глаз его жены.
В отличие от Алисы они не заметили, что его взгляд остался таким же рассеянным и холодным, как раньше, а ослепительная голубизна глаз, поразившая ее, когда Раймон только приехал в Морстон, потемнела и стала матовой — как старинные серебряные кольца в шкатулке королевы Элеаноры.
Войдя в спальню, Алиса увидела перед камином маленький столик, а на нем — приготовленные пергамент и чернильницу Неверса.
Раймон закрыл дверь на засов и придвинул столик ближе к огню.
— Это из пустой спальни, — объяснил он.
Алиса дотронулась до гладкой деревянной столешницы. Все в Кернстоу когда-то принадлежало Харольду де Рансону. Почему она должна испытывать отвращение только к тем вещам, которые стоят в его спальне?
В свете пламени казалось, что резкие спиральные изображения змей на ножках столика и впрямь извиваются. Алиса отвернулась от камина.
Раймон разложил пергамент.
— Я унесу стол, когда все будет написано.
— Сегодня?
— Если хотите.
— Зачем вы заперли дверь? Ведь вам нужен писарь. Неверс вполне справится с этой задачей.
Раймон покачал головой:
— Я второй сын в семье, Алиса, и меня обучили грамоте — до того как епископы короля Генриха поняли, что я не гожусь в священники.
Алиса улыбнулась. Она представила себе маленького Раймона де Базена, который нарушал все, даже самые простые, предписания церкви.
— И как же вы их в этом убедили? Он улыбнулся в ответ:
— Когда мне было семь лет, отец взял меня в Авранш. Король Генрих созвал на совет папских послов, и мой отец был среди нормандских лордов, которые следили за безопасностью.
— А там было опасно? Раймон улыбнулся шире:
— Да, но угрозу представляли не какие-то злодеи и убийцы, а я сам. Я увидел, как один папский посланник ущипнул служанку моей матери, и поставил ему под скамейку свечу.
— Зажженную?
— Ну разумеется! Какой прок от незажженной свечи?
— Вы были ужасным ребенком, милорд. Но уже в столь нежном возрасте вы защищали женщин, — добавила она.
— И надо сказать, что в нежном возрасте у меня было столь же нежное мягкое место. Оно сильно болело после того, как меня наказали. Я ожидал, что женщина, за которую я отомстил, проявит ко мне хоть каплю снисхождения.
Но, увы, именно она и потребовала, чтобы меня вывели из комнаты и выпороли. — Он засмеялся. — В тот день мне пришлось несладко. Зато я, сам того не ведая, избежал клерикального будущего с помощью похотливого папского посла и аппетитной попки служанки. Сам король Генрих заявил, что священнослужителя из меня не получится.
Он положил руку ей на живот и погладил мягкую шерстяную ткань платья.
— Когда у нас родятся сыновья, я сомневаюсь, что кто-то из них проявит склонность к религии. Вы согласны растить воинов, Алиса?
Ее смех оборвался.
— Я молю Бога, милорд, чтобы мы с вами не разлучились раньше, чем у нас родятся сыновья.
— Кто же нас разлучит?
— Раймон…
Он сжал жену в крепких объятиях, жадно ища губами ее губы.
— Никто не посмеет сказать против вас даже слова. И никто — ни живой, ни мертвый — не отнимет вас у меня. Поверьте мне, Алиса!
Горящие голубые глаза Раймона Фортебраса не оставляли сомнения в том, что он готов защищать ее ценой собственной жизни.
— Я вам верю, — ответила Алиса.
«Всемогущий Господь! — мысленно взмолилась она. — Огради этого человека от наших врагов! И живых, и мертвых!»
Раймон коснулся кружевного выреза ее платья.
— Пергамент упал на пол, — медленно прошептала Алиса. Он положил ее руки на свою черную рубаху.
— Так давайте отправим туда же нашу одежду, — прошептал он. — Я вдруг понял, что до восхода луны не смогу написать ни строчки.
Раймон смотрел на лежавший перед ним чистый лист пергамента.
— Вопрос о наших землях и сокровищах королевы с каждым днем становится все более запутанным.
— Он никогда не был простым, — пробормотала Алиса, которая сидела напротив полуголого мужа, закутавшись в свой теплый домашний халат.
Он взял перо и обмакнул в чернильницу.
— Да, это верно. И усложнился, когда вы утаили от меня правду.
Алиса твердо встретила его взгляд.
— Я собиралась вернуться к вам с сокровищами королевы. И остаться с вами, если бы вы этого захотели.
Он написал всего одну строчку.
— Но вы не доверились мне, не рассказали всю правду.
— Я должна была думать не только о себе, Раймон. Ведь нас было трое. Я знаю… мы все знаем, что бывает с убийцами и с теми, кто им пособничает. Их приговаривают к повешению. Ночью приходят ведьмы и откусывают им руки. А что остается, висит до тех пор, пока не сгниет.
Раймон долго смотрел на нее непроницаемым взглядом.
— Я не хочу, чтобы вы говорили про виселицу, — наконец сказал он.
Алиса первая отвела глаза.
— Это вас пугает?
— Это пугает вас. Я вижу, вам надо выпить, Алиса.
— Мне сейчас не до шуток.
Он нашел бутылку с бренди возле камина и щедро плеснул ей в серебряный кубок.
— Насчет бренди я никогда не шучу, Алиса. Выпейте.
— Нет, спасибо, — отказалась она. Уж если речь зашла об убийстве и виселице, ей нужна ясная голова.
— Выпейте, я вас прошу.
Алиса поднесла кубок к губам, но пить не стала.
— Вы думали, что я силой привезу вас в Данхевет и отдам под суд, обвинив в убийстве? Вас, Эмму и кузнеца?
— Вы же терпеть не можете кровопролитие. Вы сами мне это сказали, Раймон, неужели забыли? В морстонской церкви, когда я призналась вам, что я не девушка, вы ответили, что это маленький грех, не сравнимый с убийством. Что с вас хватило зверств Палестины. Его губы слегка искривились.
