Робин Шоун - Любовник
Однако незваный гость не удостоил его ответом.
— Когда слуга постучит, откройте дверь ровно настолько, чтобы принять одежду. Слугу отпустите, а платье передайте мне.
Послышался звон: бледное подобие вестминстерских курантов отбило четверть часа.
Дрейк подскочил, когда постучал лакей — первое проявление нервозности, и резко толкнул дверь.
— Спасибо, Мейнард, можете ложиться. Я не знаю, когда вернусь.
— Благодарю вас, сэр.
Майкл встряхнул принесенную одежду и убедился, что и ней не спрятано оружие, а потом по одной вещи начал передавать суперинтенданту: серые шерстяные кальсоны, серую шерстяную нижнюю рубашку, накрахмаленную белую сорочку, коричневые брюки, оранжевый с коричневым шотландский жилет, коричневые шерстяные чулки, платок с монограммой и черные ботинки.
Майкл, щадя гордость пожилого полицейского, смотрел не на обнаженный торс мужчины, а на его тень на стене. А когда с исподним было покончено, молча подал подтяжки и шерстяной коричневый сюртук.
Дрейк ступал тяжелее, чем Майкл, тем не менее они держались рука об руку, когда шли через вестибюль. На обитых розовыми обоями стенах и на столиках под кружевными салфетками красовались фотографии в серебряных рамках. Майкл по-прежнему прижимал дуло револьвера к левому боку суперинтенданта, но держался так, чтобы загораживать собой оружие на случай, если любопытство пересилит в Мейнарде послушание.
У парадного скромного кирпичного дома суперинтенданта дожидался кеб. Майкл заранее проинструктировал возницу, а сам проследил, чтобы Дрейк не открыл противоположную дверцу и не выпрыгнул наружу. Он устроился на сиденье рядом с полицейским и приготовился продолжить путешествие, которое началось с осуществления желаний одинокой старой девы.
Мерцающие газовые фонари тускло освещали улицы, и в кебе спет ритмично чередовался с темнотой, Топот копыт разносился в чистом, свежем воздухе Дувра.
Здесь его дом. Двадцать семь лет он не был в имении графа. Двадцать семь лет назад он дал клятву.
— И все же я вас где-то видел. — В темноте казалось, что голос полицейского жил своей собственной жизнью. Майкл промолчал.
— У вас внешность Стердж-Борпов.
— Разве это возможно? — отозвался он. — Граф последний в роду.
— Мужчины иногда заводят сыновей вне брака. — Всполох света озарил кеб, и Дрейк впился глазами в своего соседа. — Так вы незаконнорожденный сын и явились шантажировать благородного человека?
Фонарь остался позади, и свет в экипаже померк.
Это правда, что он вне закона, но не по крови. Кустистые седые бакенбарды полицейского топорщились.
— Кто вы такой? — продолжал настаивать он. В окошко кеба снова хлынул свет. Дрейк уставился на шрамы незнакомца.
— Я же вам сказал, суперинтендант, я — мертвец.
Полицейский отшатнулся.
— Это невозможно. Майкл Стердж-Борн умер. — Майкл опять ничего не ответил. Колесо угодило в яму, и экипаж накренился. — И похоронен с родными.
Навстречу пронеслась карета, лошади прогрохотали копытами, и экипаж утонул в темноте улицы.
— Зачем хоронить человека, если он не умер? — Майкл представил надгробный камень на семейной могиле. Его имя было выгравировано вместе с остальными: дата рождения и дата смерти. Эпитафия навечно врезалась в мозг, как шрамы в плоть его тела: «Любимому сыну, брату и племяннику». Интересно, в саркофаг положили тело или он до сих пор дожидается его?
— Зачем вы вернулись после стольких лет в Дувр?
Нет, Дрейк не отвяжется, но на этот вопрос у него имелся ответ:
— Я вернулся, чтобы убить дядю.
О намерении полицейского Майкл понял по скрипу пружин и шелесту одежды. Дрейк собирался распахнуть дверцу и выпрыгнуть на мостовую, пришлось снопа вдавить револьвер в его бок.
— Это дело касается только меня и моего дяди. А сейчас меня беспокоит Энн Эймс.
— Почему вы так уверены, что он намерен причинить ей зло?
— Потому что он причинял зло и другим женщинам.
Показался залитый газовым светом вход в полицейский участок. Кеб подкатил к тротуару и остановился.
— Другим женщинам? И что с ними сталось? Если они пострадали, почему не было никаких заявлений?
— Потому что они все умерли, суперинтендант Дрейк.
— Если вы не заявили об этом, значит, вы соучастник! — рявкнул полицейский.
Майкл насмешливо улыбнулся. Кто бы поверил ребенку? Да и взрослому тоже… Семья Дианы всеми силами стремилась замять скандал, родственники не хотели доискиваться до правды.
Дрейк барабанил пальцами по колену. Он наверняка вспомнил, что ни одна живая душа не видела трупа Майкла Стердж-Борна. И еще подумал, что люди редко бывают такими, какими кажутся. Даже респектабельные высокородные граждане.
— Но если вы настолько уверены в своем мнении о графе, почему полагаете, что он не успел избавиться от тела Энн Эймс?
— Я знаю, — ответил Майкл. Он точно представлял, что задумал совершить старик. — Мисс Эймс ухаживала за своими родителями. Только садист способен придумать, что могилу ее матери осквернили.
Он не стал останавливать Дрейка, когда тот распахнул дверцу и спрыгнул на мостовую. Понял: насилие больше не уместно. Он принудил полицейского приехать в участок, но не мог заставить оказать помощь.
Майкл посмотрел на небо. Выпуклая луна отличалась от той, что он видел, когда два дня назад стоял на балконе в Лондоне. Тогда это был всего полумесяц. Что требовалось поставить на карту, чтобы убедить Дрейка?
Гордость продажного мужчины? Молить о помощи? Неужели Энн молит того страшного человека? Он распахнул дверцу кеба и бросил флорин вознице. При его появлении в полицейском участке наступила мертвая тишина.
Трое молодых взъерошенных констеблей обступили своего суперинтенданта: на головах шлемы с блестящими кокардами, глаза засланные. Дрейк пристально посмотрел на Майкла.
— Ну как? — Его голос был пропитан сочным английским юмором. — Этого достаточно, или поднять по тревоге всю казарму?
Майкл замер, письмо в кармане жгло ему грудь. Вспыхнула надежда.
— Достаточно, — спокойно произнес он.
Два констебля вскочили на запятки, третий взгромоздился на козлы полицейской кареты, а они с Дрейком устроились внутри экипажа. Обтянутая потрескавшейся кожей скамейка оказалась жесткой, пол устилало свежее сено.
Майкл молча отдал суперинтенданту револьвер. Тот так же молча положил его в карман. Перемежающиеся вспышки света и тьмы сменились мраком ночи — фонари на улице кончились. Майклу не требовалось выглядывать из окна, чтобы понять: скоро появятся белые скалы Дувра. Каждый поворот колеса приближал его к цели. Он на время оставил мысль об убийстве и старался думать только об Энн.
