Констанс Холл - Остров любви
Под сенью старых древ здесь чувство обретет,
Благословенный Артус вмиг отворит темницу -
Любовь и доброта навеки воцарится.
В Священном круге волшебство свершится,
Когда в любви друг к другу двое поклянутся.
Спадет проклятие Морганы, и уйдет беда.
Да будет так теперь и навсегда.
Регана открыла от удивления рот:
— Неужели мои предположения подтвердились?
Шеймус кивнул:
— Моргана, старшая жрица, должно быть, наложила проклятие на основание и постройку Авалона.
— Но ты же не веришь в проклятия.
— Не верил, пока не вошел в этот замок.
— Ты думаешь, в стихотворении есть истина?
— Да, девочка моя. В основании замка — три холма. Я бы сказал, замок Друидхан основан прямо на вершине Авалона. После смерти Морганы и Артура эту плиту, должно быть, украли и отнесли на другую сторону острова, но когда первый лорд Макгрегор начал строить замок, плита каким-то образом вернулась на место.
— А как же сокровище в кромлехе? — Регана нахмурилась.
— Моргана была далеко не глупа. Она хитростью сохранила Авалон недоступным.
— И что же нам делать? — Регана посмотрела на отца и не увидела на его лице радости.
— Пусть спокойно спит Авалон. Только ты и я будем знать, что он существует.
— Но твои исследования…
— Тщеславные устремления ничего не значат для меня. Все, что мне нужно в жизни, — это видеть вас с Эммой счастливыми. — Он погладил дочь по щеке.
— А как же сэр Гарри Лукас?
— Я попрошу лорда Макгрегора близко его сюда не подпускать, так что секрет останется нераскрытым.
К ним подошел Лахлан. Увидев его нежный, любящий взгляд, Регана улыбнулась.
— Ну и какие археологические открытия вы сделали? — Лахлан обнял Регану.
— Никаких, — быстро ответил Шеймус и огляделся. — Думаю, этот замок и есть ваше сокровище, милорд.
— Да, это правда. С тех пор как здесь появилась хозяйка. — Лахлан нежно поцеловал Регану в губы.
«Любите и будьте счастливы». Регана посмотрела Лахлану в глаза.
— Ты что-то сказал? — спросила она.
— А мне послышалось, будто ты сказала. Оба посмотрели на Шеймуса.
— Не смотрите на меня. — Он пожал плечами. Все трое устремили взгляд на замок.
Эпилог
Семь лет спустя Лахлан вошел в столовую и широко улыбнулся, услышав детский смех. За столом сидели трое его сыновей — Ангус, Ройс и Шеймус. Во главе стола, уткнувшись в свежий номер газеты, сидела Регана. Мальчики бросали кусочки яиц в дядю Куина и громко смеялись, когда попадали в цель.
Принц и Чарли хватали то, что падало на пол.
Прицелившись, Ангус попал прямо Куину в лоб.
— Ты убил меня! — вскричал Куин и откинулся на стуле, притворившись мертвым.
Лахлан про себя улыбнулся. Он знал, что ему надо одернуть сыновей и брата, но задорный детский смех был словно бальзам на душу. Конечно, Лахлан их баловал, пусть дети знают любовь и ласку, пусть у них будет счастливое детство.
Двухлетний Шеймус, которому от Реганы достались красивые глаза и напористый характер, тоже пытался кидаться яйцами, но они почему-то проскальзывали сквозь пальцы. Он был любимчиком дедушки. Тот частенько усаживал его к себе на колени, хотя не всегда завтракал вместе со всеми. Мальчики очень шумели и баловались, и дядя Куин их поощрял.
В свои три с половиной Ройс, средний сын, был самым решительным. И всегда говорил правду. Он оставался замкнутым и несловоохотливым, и никто — ни братья, ни дядя Куин, ни отец — не мог его изменить. Ройс очень привязался к леди Маргарет, она плакала от умиления, когда малыш ей читал.
Пятилетний Ангус был заводилой, и его проделкам не было конца. За Ангуса Лахлан беспокоился. Когда-нибудь он обязательно захочет завоевать мир.
Ройс и Ангус внешне походили на Лахлана: оба черноглазые и черноволосые, с белой прядью на виске.
Услышав шаги мужа, Регана опустила газету. У Лахлана защемило сердце, когда он увидел красавицу жену с нежной улыбкой на лице. Глядя на нее, Лахлан думал о том, что он самый счастливый человек на свете.
— Доброе утро! — Он наклонился и поцеловал ее.
— И правда доброе. — Глаза ее сияли.
Еще несколько часов назад они страстно предавались любви.
— Лучше не бывает. — Лахлан чувствовал теплое дыхание Реганы.
Куин поднялся.
— Побежали наперегонки в гостиную, — сказал он.
— Так нечестно, дядя Куин. Ты старше. — Ангус вскочил и побежал за дядей. — Нечестно! Нечестно!
— Быстрее! — закричал Шеймус, глядя, как Куин и Ангус выбегают из столовой.
— Подожди! — заволновалась Регана.
Но прежде чем Регана и Лахлан смогли дотянуться до младшего сына, Ройс спокойно сказал:
— Я помогу ему. — Он взял Шеймуса за руку и помог слезть с большого дубового стула.
Характером Ройс был очень похож на Лахлана. Точно так же Лахлан когда-то заботился о Куине.
Мальчики пролезли под столом, так было принято, и выбежали из комнаты. Шеймус, еле поспевая за братом, кричал:
— Подожди меня! Подожди!
— Твои сыновья неугомонны. — Регана покачала головой и улыбнулась.
— Мои? Между прочим, они наполовину твои. И никаким другим способом они бы у меня не получились. — Лахлан поцеловал мягкие губы жены. Он знал, что никогда ею не насытится. Вот и сейчас он с удовольствием затащил бы ее в постель.
— Позже, — сказала Регана, словно прочитав его мысли. — Совсем забыла сказать, на следующей неделе приезжает Эмма.
— Устала от Лондона?
— Мне кажется, она соскучилась по Куину.
Последние полгода Эмма провела в Лондоне. У девушки не было отбоя от поклонников, но ей никто не нравился, и Лахлан подозревал, что это из-за дружбы и привязанности к Куину.
— Куин будет в восторге, — сказал Лахлан.
Только сейчас Регана заметила, что муж держит в руке дневник его матери, и от удивления широко открыла глаза.
— Где ты это взял?
— Рабочие нашли, когда переделывали комнату Ройса.
— Ты прочел его? — Регана пытливо посмотрела ему в глаза.
— Прочел.
— Надо было сжечь его тогда.
— Ты же сказала Данвуди, что уничтожила дневник. Как же он попал ко мне?
— Если помнишь, я уезжала в спешке, расстроенная, и совсем забыла про дневник. — Регана с тревогой посмотрела на Лахлана. — Тебе, наверное, тяжело было его читать?
— Совсем нет. У меня есть ты, и никакое проклятие меня больше не коснется.
Поцеловав Регану и обняв за талию, Лахлан бросил дневник в огонь. Она положила голову ему на плечо, и они наблюдали за тем, как последние следы былых страданий и боли превращаются в пепел.
Примечания
