Маргарет Мэллори - Рыцарт страсти
— Готов или нет, времени у тебя не осталось. Он намерен завтра уехать из Виндзора.
Оуэн прав. Если она собирается отвоевать его обратно, то не может больше откладывать.
— Полагаю, Джейми пожертвовал бы всем ради тебя, — сказал Оуэн, посерьезнев, — если бы мог быть уверен в тебе.
— Боюсь, уже слишком поздно. Я дважды уязвила его гордость, и он мне этого не простит.
— Ну ты же не сдашься так легко, а? — усмехнулся Оуэн. — Обычно ты как терьер.
— Пожелай мне удачи.
Она сжала руку Оуэна.
Джейми может делать вид, что не замечает ее присутствия, но она-то знает, что это не так. Как только она направилась к нему через огромный зал, его глаза устремились к ней. Выражение лица было жестким, но он не смотрел больше ни на кого.
Несколько мужчин пытались заговорить с ней, но она, улыбаясь и кивая, проходила мимо, сосредоточенная на своей цели. Подойдя к группе, с которой стоял Джейми, она встала с ним рядом и стала приветствовать каждого.
— Сэр Фредерик, — сказала она привлекательному мужчине по другую сторону от нее, одетого в тунику цвета сочной зелени и шляпу такого же цвета. — Какой изысканный бархат.
Ткань и в самом деле была бесподобна — из ее запасов.
— Лорд Стаффорд!
Она широко улыбнулась ему, подумав, каким несносным он будет тестем. Джейми почти заслуживает такого.
— Добрый день, леди Агнес.
Отсутствие интереса во взгляде девушки удивило и порадовало Линнет. Может, леди и скучна, но в этой драме она невинна.
Линнет завершила круг и повернулась наконец к Джейми. У него на скулах ходили желваки, от гнева лицо пошло красными пятнами.
— Сэр Джеймс! Как приятно видеть вас. — Она послала ему безмятежную улыбку, которой научилась у королевы. — Вы хорошо себя чувствуете? Вы что-то… раскраснелись.
— Прекрасно, как никогда! — огрызнулся Джейми.
— Музыканты восхитительны, не правда ли? — сказала она, обращаясь ко всем. — Уверяю вас, даже в Париже никто не мог бы с ними сравниться.
Это замечание привело к оживленной дискуссии, как она и надеялась. Англичане ничего не любят больше, чем слышать, что они превзошли французов в каком-нибудь культурном достижении.
Пока другие были таким образом заняты, она обратилась к Джейми, понизив голос:
— Нам надо поговорить.
Он сосредоточил взгляд над головой мужчины напротив него.
— Нам не о чем говорить.
— Ты можешь отойти со мной сейчас, или мы поговорим прямо здесь, при всех, — сказала она. — Ты же знаешь, как мало меня заботит, что подумают люди.
Она почти услышала, как он скрипнул зубами.
— Я пойду, — сказал он, — потому что было бы нехорошо позволить тебе смутить леди Агнес.
— Если хочешь знать мое мнение, она будет только рада, что ты ушел. — Затем она повысила голос, обращаясь к остальным: — С вашего позволения, королева просила меня привести к ней сэра Джеймса. Она желает о чем-то его спросить.
Джейми хотел объявить, что она врет. Она безмятежно улыбнулась ему, давая понять, что так оно и есть и что он ничего не может сделать. Назовет ее или королеву лгуньей прилюдно? Нет, не назовет.
Линнет помахала остальным и взяла Джейми под руку. От ощущения жара и напряжения под пальцами ей стало так трудно сохранять внешнее спокойствие. Они не разговаривали, пока не вышли в прохладу верхнего двора.
— Прогуляемся у реки, или ты предпочитаешь, чтобы мы поговорили в твоей комнате?
— Река.
Он сбросил ее ладонь со своей руки (красноречивый жест мужчины, для которого вежливость — неотъемлемая часть натуры) и стремительно зашагал в сторону ворот.
— Тебе не обязательно быть грубым, — резко сказала она.
Светило солнце, но земля была еще грязной от недавнего дождя. Она скоро пожалела, что не надела ботинки вместо изящных туфелек под цвет платья. Она никак не поспевала за его широким шагом.
— Проклятие, Джейми, помедленнее!
Она раздражалась все больше и больше, пока семенила за ним следом, несмотря на потребность убедить его, что он по-прежнему любит ее и должен на ней жениться.
— Ты считаешь, что Агнес не стала бы жаловаться, если бы ты обращался с ней как с крепостной, ожидая, чтобы она бежала следом за огромным воином?
Он резко повернулся:
— Ты смеешь критиковать меня за отсутствие вежливости? После того, что сделала?
— Я совершила просчет, вот и все, — сказала она. — Признаю, мне не следовало идти на встречу с Глостером в его покои.
— Просчет! Просчет! — закричал он, вскидывая руки.
— У меня ничего не было с Глостером, — поспешно заверила его она. — Как ты мог подумать, что я позволю ему прикоснуться ко мне?
— Позволишь ему прикоснуться к тебе? Черт подери, Линнет, ты сидела у него на коленях!
— Ну хорошо, — проговорила она, стараясь сохранить самообладание. — Я уже признала, что совершила ошибку, отправившись в его покои, но я не сделала ничего дурного. Он схватил меня так быстро, что я даже опомниться не успела. Мужчины иногда поступают так с женщинами.
— Нет, с другими женщинами такого не случается, — огрызнулся он.
— С добродетельными женщинами, ты имеешь в виду? — Она наклонилась вперед, подбоченившись. — С такими, как Агнес Стаффорд?
— Именно.
— Полагаю, она именно та женщина, которую ты хочешь. — Линнет сцепила руки под подбородком и захлопала ресницами. — Та, которая будет послушно сидеть дома в ожидании твоих распоряжений.
— По крайней мере мне уж точно не придется беспокоиться, что я обнаружу ее в спальне другого мужчины!
Его слова были как удар. Она отступила назад, слезы защипали глаза.
— Я бы никогда не легла в постель с другим мужчиной.
— Зато позволила бы ему думать, черт побери, что ляжешь! — прошипел он. — Кому нужна жена, которая позволила бы другим мужчинам верить, что переспит с ними? Или которая позволила бы им подойти так близко к этому?
Он был так зол, что она слышала его прерывистое дыхание.
— Ты же не думала, что я соглашусь с тем, чтобы ты пошла в спальню к Глостеру? — прорычал он, глазами прожигая в ней дыры. — Нет, ты просто думала, я никогда не узнаю!
Он был прав, разумеется, но она все равно попыталась защитить себя.
— Если бы ты понимал мою потребность добиться справедливости для моего дедушки, я могла бы сказать тебе. Но ты никогда не желал слушать. Никогда ты не желал ничего слышать.
— Мертвые не хотят и не нуждаются в твоей справедливости, — сказал он. — Неужели ты не могла пожертвовать этой опасной одержимостью ради меня? Ради той жизни, которая могла бы быть у нас?
— А чем ты пожертвовал ради меня? — сдавленно спросила она. — Почему все жертвы должны быть моими?
