Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела
Глава 43
К штабу НКВД подъехала машина, из нее в сопровождении лейтенанта вышла женщина. В кабинет постучали.
- Войдите!
- Товарищ полковник, ваше распоряжение выполнено. Мы доставили вам Татьяну Апраксину.
- Пригласите ее, пожалуйста.
Вошла женщина, лет сорока, миловидная, со светлыми волосами. Для своих лет, она выглядела все еще хорошо, и кажется мало изменилась.
- Здравствуйте, - она поздоровалась.
- Проходите, садитесь Татьяна Яновна…
- Мне сказали, что Саша хотел меня видеть и почему-то срочно велел сюда приехать, прислал за мной машину.
- Это я хотел вас видеть, - сказал полковник, - разговор к вам есть.
- А что случилось, что-то с Сашей или с Сережей?
- С ними все в порядке, а вот с вами может быть нет, но вы не пугайтесь.
- Да что случилось? – женщина занервничала.
- Меня интересует ваша девичья фамилия.
- Зачем?
- Ваша фамилия Новацкая?
- Ну, и что?
- Вашу мать звали Анна, не так ли?
- Какое это имеет ко всему отношение?
- Такое! У вас еще есть брат и сестра, Мария. Где они?
- Я ничего о них не знаю. Честное слово! – по щекам ее потекли слезы.
-Зато я знаю, - продолжал полковник НКВД. - Они уехали в Польшу. Ваш отец был поляк, а сестра, Мария, в последствии вышла замуж за немца и уехала в Германию.
- Вы думаете, я шпионка? Я клянусь, что не общалась с ними.
- Ну, в этом вас пока никто не обвиняет. Вы знаете, что у вашей сестры есть сын?
- Сын? Возможно…я не знаю!
Ей показали фотографии.
- Взгляните на эти фотографии. Вы кого-то узнаете?
- Нет. Здесь же немцы какие-то!
- Посмотрите внимательней, тот, что слева, вам никого не напоминает?
- Нет, я его не знаю.
- Это ваш племянник.
- Что? Нет, этого не может быть! Это не правда! – она зарыдала.
- Успокойтесь. Принесите, пожалуйста, чаю! – полковник крикнул адъютанту. Обратился к Татьяне, - Возьмите себя в руки. Этого немца зовут Ганс, точнее Краузе Ганс Вильгельм. Он был тяжело ранен и попал в плен к одной из наших дивизий. Хорошо владеет русским, окончил берлинский университет, факультет журналистики. На допросе показал, что бабушка его была русской и звали ее Анна Новацкая, а маму зовут Мария. Маленьким он жил в Польше и воспитывался бабушкой
- Что с ним? Он сейчас жив, этот Ганс? – тетя переживала.
- Да, я могу вас уверить, - успокоил ее полковник
- Что с ним теперь будет?
- Все зависит от него самого. По всем правилам, как вы знаете, мы должны его расстрелять, как немецкого разведчика и диверсанта. Но есть одно но, если он согласится с нами сотрудничать, я могу облегчить его участь. Сибирь и лагерь для военнопленных, это самое лучшее, что может его ожидать, вряд ли он сможет этого избежать.
- Пожалуйста, оставьте его в живых! Я очень прошу, не убивайте его, он все же сын моей сестры, мой племянник. Я могу его увидеть?
- Нет, это вряд ли получится, я не могу этого допустить. Ваш муж сейчас уехал, чтобы со всем разобраться на месте и провести с ним переговоры.
- Что? Он может его убить, я его знаю, чтобы не дать себя скомпрометировать.
- Черт, об этом я как-то не подумал. Пожалуй, вы правы. Хорошо, я сделаю все что возможно, – он снял трубку телефона. - Соедините меня со штабом 13-й армии, 15-й стрелковой…
В части раздался звонок.
- 15-я стрелковая, слушаю…
- Майор Апраксин у вас? Полковник Мечников…
Меня провели мимо части, окольными путями на окраину села, к стоящему несколько в отдалении заброшенному сараю, где раньше держали совхозных коров. Следом за нами подошел майор. Мне зачитали короткий приговор:
- Краузе Ганс. Военным трибуналом, за шпионаж, разведку, диверсионную и подрывную деятельность, вы приговариваетесь к смертной казни, через расстрел. Приговор привести в исполнение.
После чего поставили к стенке.
- У вас есть последнее желание? – спросил дядя.
- Нет.
В тот момент мне даже в голову ничего не пришло.
- Хотите выкурить сигарету?
- Я не курю.
- Жаль, этот самый случай, когда курение продлило бы вам жизнь. Выше последнее слово, вы имеете право его сказать.
- Мне нечего сказать.
Немного помолчав, я огляделся по сторонам. Сам не знаю почему, но вдруг произнес:
- Схороните меня под березой.
Мне хотелось, чтобы меня хотя бы похоронили по-человечески. Одиноко стоящее деревце, вполне для этого походило, чтобы обрести под ним вечный покой.
- Что ж, - майор кивнул головой, – тогда…
- Подождите! Дайте мне еще одну минуту, пожалуйста.
- Одну минуту? – спросил капитан. – Не много ли вы просите?
Но и этого мне было достаточно, чтобы собраться и попрощаться с этим миром.
- Дайте ему минуту, – сжалился надо мной майор.
- Хорошо, я засекаю. Время пошло. - Сказал капитан.
Воцарилась полная тишина, на минуту все замолчали. Я посмотрел на ясное небо, на котором не было ни облачка, вдохнул ноздрями воздух…
Если бы я раньше знал, что минута может длиться так долго, целую вечность! Мне показалось, что время остановилось, я пытался запомнить каждое мгновенье, последнее в своей жизни, понимая, что больше меня не будет. Нет, я не боялся смерти, просто мне было жаль, что жизнь закончится так рано, в самом расцвете сил, едва мне исполнилось 23 года. По роковому стечению обстоятельств, сегодня был день моего рождения. Пули, оборвавшие мою жизнь, должны были стать единственным для меня «подарком». О пощаде я не просил и на милость не надеялся, как не надеялся и на чудо.
Капитан посмотрел на часы.
- Ваше время вышло, – он кивнул головой. – Приступайте…
Один из солдат, зачем-то подошел ко мне. Дядя видимо решил надо мной поиздеваться.
- Может ты еще напоследок, крикнешь «Хайль Гитлер!».
- Не смешно. Ничего я кричать не буду. Я что похож на идиота?
- Хм? Вы что хотите сказать, что не преданы фюреру?
- Мне на все наплевать, и на вас тоже, на том свете все равно будет. Какая разница?
- Хотя? Вы правы! – изумился майор. - С другой стороны правильно рассуждаете.
Он как будто издевался надо мной, в его поведении было нечто странное. Он вел себя как палач, но при этом старался, как можно гуманнее казнить свою жертву.
Мне попытались завязать глаза, какой-то материей, меня вдруг охватила паника.
- Не надо! Пожалуйста, не надо! Не закрывайте глаза!
- Снимите повязку, раз он так хочет.
Увидев свет, я успокоился. Спокойно встал у стены, последний раз посмотрел на дядю, наверное думая, что может в нем проснется хоть капля жалости, но этого не произошло.
