Татьяна Вяземская - Ночи Клеопатры. Магия любви
Она задала вопрос и тут же вспомнила: «Если я тебе что-то говорю, предполагается, что ты меня понимаешь. Если ты не в состоянии уразуметь настолько элементарных вещей – какой смысл тебе что-либо объяснять?» Но Цезарион все-таки маленький…
– Думаю, да, мама. Только вот ты не думала о том, что новый ребенок может унаследовать и твой ум? Ты ведь у меня жутко умная.
Она благодарно улыбнулась.
– Спасибо, сын. Только твой отец был куда умнее. И я рассчитываю, что ты сможешь укрепить нашу державу, а, возможно, и расширить ее.
– Мама, и еще одно. Антоний уже знает?
Клеопатра качнула головой.
– Нет, мой мальчик. Я решила ему не говорить. Кто знает, когда он вернется, и вернется ли вообще?
Мальчик свел вместе брови.
– Он вернется, мама, вот увидишь.
– Марк Антоний развелся со своей женой, – сообщил Мардиан.
– Развелся? Я не слышала об этом. Когда он успел, Фульвия ведь умерла? Возможно, ты что-то перепутал…
– Об этом не говорят, царица моя, но я знаю точно. Ходили слухи, что она отравилась, но лекарь определил причину смерти как естественную. Но Антоний отправлял ей письмо, в котором сообщалось, что он с ней разводится.
Она равнодушно качнула головой.
– Во-первых, не думаю, что Фульвия способна отравиться из-за кого бы то ни было. Я принимала ее несколько раз. Фульвия – это мужчина в платье, она куда более мужчина, чем все ее мужья, вместе взятые.
– И Марк Антоний? – поднял брови Мардиан.
Клеопатра хмыкнула.
– Марк Антоний – самец, а я говорю о мужчинах. Она даже немножко больше чем нужно мужчина… была. Мне жаль ее. Она была очень красива. Такая величественная! Нет, не думаю, что что-то могло сломить ее настолько, чтобы она покончила с собой.
– Обстоятельства бывают разные, моя царица. Говорят, ее дочь, падчерица Антония, вернулась к своей матери. Ее муж, Гай Октавий, усыновленный Цезарем, вернул ее после двух лет брака. При этом в письме написал, что она остается девственницей.
– Ну, насколько я знаю римлян, то в этом нет ничего позорного.
– То есть ты считаешь, что если за два года супруг ни разу не выполнил свой супружеский долг по отношению к молодой и красивой женщине, то это не позорно для нее?
– О, у этих римлян все достаточно сложно. Юлий много раз объяснял мне, но я так и не смогла найти логики во многих вещах, а понять то, в чем нет логики, мне не под силу.
– Прибавь к этому известие о разводе…
– Да с чего ты взял, что оно было?!
– У меня есть свои источники, моя царица. Ты же знаешь!
Клеопатра вздохнула.
– Почему тогда об этом не говорили? Фульвия – известная и влиятельная особа, да и Марк Антоний тоже не последний человек в Риме.
– Поскольку она умерла, решили не предавать гласности.
– Ох, да какое мне дело до того, развелся он или нет.
– Помнится, ты мечтала в свое время, чтобы Цезарь развелся с Кальпурнией…
Лицо царицы побледнело; она низко наклонилась к сидящему в кресле Мардиану:
– Никогда, ты слышишь – никогда не сравнивай Гая Юлия и Марка Антония! Иначе мы с тобой всерьез поссоримся.
Мардиан склонил голову.
– Но, может, тебе будет интересно, что Марк Антоний отправил жене письмо с сообщением о разводе в тот день, когда ты впервые возлегла с ним на ложе? Я думаю, он все-таки хочет жениться на тебе.
Боги, о ней всё всем известно! Даже когда она переспала с Антонием. Впрочем, Мардиан – это не все. А вот эти разговоры о разводе с Фульвией следует прекратить раз и навсегда.
Лицо царицы приобрело жесткое выражение:
– Хотела бы я, Мардиан, чтобы мне это было интересно. Но я бы на твоем месте не обольщалась. Вполне возможно, что он в этот день просто получил какие-то известия из Рима, которые заставили его поступить именно так. Фульвия… была абсолютно непредсказуемой женщиной. И часто действовала во благо мужа… так, как она понимала это самое «благо». Совершенно при этом не интересуясь тем, понимает ли муж под «благом» то же самое. Антоний вполне мог психануть. И потом, его положение в стране сейчас не самое устойчивое. Вполне возможно, что он собирался развестись для того, чтобы заключить новый политический союз.
Мардиан покачал головой.
– Думаю, тебе не слишком легко живется на свете, моя царица, верно? Такой ум достался женщине… Женщине, которой, чтобы добиться своего, порой приходится делать вид, что она глупее…
Клеопатра резко обернулась к старому другу, и он непроизвольно отшатнулся: лицо у нее сейчас было на редкость неприятным:
– Послушай, друг мой. Я не подлаживалась к Марку Антонию и не собираюсь этого делать. Если… если нам с ним суждено быть вместе, я постараюсь… подтянуть его вверх, насколько это будет возможно, опускаться вместе с ним вниз я не собираюсь. Понятно? Ты когда-нибудь видел семьи, где муж – пьяница? Так вот, то, что ты мне сейчас рекомендуешь, равносильно рекомендации жене такого мужа-пьяницы пить вместе с ним.
– Я ничего не рекомендовал, – растерялся Мардиан.
– Вот и впредь не стоит давать мне таких рекомендаций.
– Она стала слишком раздражительной, – посетовал Мардиан в разговоре с Аполлодором.
– Возможно, у нее снова будет ребенок?
Мардиан удивился. Об этом он как-то не подумал.
– Но, нося под сердцем Цезариона, она настолько раздражительной не была…
– Что же, – хохотнул главный советник, – возможно, сейчас она беременна девочкой. Или вообще двойней.
Еще через несколько дней Мардиан снова беседовал с Аполлодором о своей повелительнице.
– Беременна она или нет, раздражительна или разгневалась по делу, а ум у нее – дай боги каждому. Мне доставили сообщение, в котором говорится, что Марк Антоний хотел развестись с женой из-за того, что она от его имени объявила войну Гаю Октавию.
Аполлодор пожал плечами.
– С сожалению, друг мой, пока это не будет обнародовано официально, все это – не больше, чем досужие домыслы.
– Согласен. Но, на мой взгляд, это свидетельствует о том, что он все же полюбил царицу…
– Или о том, что его позиции становятся более шаткими.
Глава 28
– Ты понимаешь? Ты понимаешь, что он сделал? Он оболгал меня перед всеми! Щенок! Паскуда! Опозорил!
– Спокойнее. Расскажи мне все подробно, только, пожалуйста, без этих вскриков.
Она произнесла это с легким налетом брезгливости, но Марк Антоний, по счастью, был не настолько тонкой натурой, чтобы заметить это.
– Он раструбил везде, что я растратил деньги, которые Цезарь – божественный Юлий – оставил ему для того, чтобы раздать каждому римлянину по триста сестерциев!
