Сьюзен Джонсон - Жених поневоле
Он сильно пил, и все старались держаться от него подальше — было видно, что он не бежит от неприятностей, а ищет их. Устав от коньяка и карт, Ники отправлялся в одну из кофеен на островах, где пил черный кофе с лимоном и опиумом или курил гашиш. Тогда он становился менее раздражителен, да и меланхолия отступала.
Однако Ники с завидной пунктуальностью возвращался домой по утрам и ждал пробуждения Кателины. Она бежала в столовую и, завтракая, весело с ним болтала, а он в вечернем костюме сидел у тлеющего камина, и ничто его не занимало, кроме этой очаровательной девчушки.
Ники заботился о Кателине как только мог — покупал ей горы игрушек, выслушивал все ее рассказы, даже иногда водил ее гулять. Когда же наступало время утренних занятий Кателины, Ники отправлялся в свою спальню, где отсыпался до самого ужина, который проводил вместе с Алисой и ее дочкой в огромной парадной столовой. Снова одетый для вечера, он весело беседовал с Кателиной, а с Алисой лишь обменивался вежливыми фразами. Когда же Кателина ложилась спать, он, не говоря ни слова, снова исчезал на всю ночь.
Как-то вечером за ужином Алиса, набравшись смелости, спросила Ники, будет ли он на танцевальном вечере, который она собирается устроить в конце недели. Он, поколебавшись, уточнил, на какой именно день назначен прием, и сказал, как всегда, холодно:
— Постараюсь непременно быть, мадам. Прошу вас, напомните моему слуге, чтобы он разбудил меня пораньше и приготовил костюм.
Вечером в день приема Алиса, уже одетая, сидела в гостиной, когда туда вошел Ники с рюмкой коньяка — четвертой, выпитой им после того, как отправили спать Кателину. Он был одет, как всегда, с элегантной небрежностью в коричневый бархатный сюртук, изумительно шедший к его фигуре. При виде его у Алисы, как обычно, замерло сердце, и она очень рассердилась на себя.
Ники прошел на середину комнаты и заметил:
— Мадам, сегодня вечером вы выглядите изумительно. Это платье вам к лицу.
Алиса, получив первый за несколько недель комплимент, смущенно покраснела. Неужели сейчас, на пятом месяце беременности, она действительно может выглядеть хорошо? Впрочем, недаром же она так тщательно подбирала наряд. Ее изумрудно-зеленое атласное платье с бархатными рюшами по подолу и глубоким декольте подчеркивало налитую грудь, на которой красовалось изумрудное ожерелье. Прическу Алисы венчал венок из белых фиалок с зелеными бархатными бантиками.
Но Алиса радовалась недолго, поскольку Ники тут же добавил:
— Однако, мадам, прошу вас, резко не наклоняйтесь, иначе, того и гляди, вывалитесь из платья.
Он не мог без раздражения смотреть на Алису, выставившую свои прелести на публичное обозрение, и, решив бороться с приступом ревности, накачивал себя коньяком.
— Но декольте нынче в моде, — ответила Алиса сдержанно.
— Разврат и беспутство тоже, мадам! Но это отнюдь не означает, что они вам позволены, — возразил Ники.
Вместо ответа Алиса только взглянула на него искоса, и Ники продолжал:
— Позвольте предложить вам глоток коньяка, княгиня. Не знаю, как вы, а я чувствую необходимость подкрепиться перед предстоящим испытанием.
— Не понимаю, почему вы считаете это испытанием, князь, — холодно заметила Алиса. — А пить коньяк в моем положении не рекомендуется.
Двадцать минут они провели в напряженном молчании, но наконец начали собираться гости. Они поднимались по огромной мраморной лестнице, по бокам которой стояли две дюжины одетых в ливреи слуг, а князь и княгиня Кузановы встречали их наверху.
В разгар вечера Алиса, уставшая от раздраженных взглядов, которые бросал на нее Ники, напропалую кокетничала с несколькими молодыми людьми, вокруг нее увивавшимися. Ее осыпали комплиментами, называли первой красавицей Петербурга, и тем вечером она была вполне расположена принимать лесть. Она танцевала без устали, смеялась шуткам и даже позволила себе выпить несколько бокалов шампанского.
Когда к ней подошел майор Чернов, она его радушно приветствовала. Он, как всегда, смотрел ей прямо в вырез платья, и Алиса с улыбкой подумала о том, как легко мужчины при виде полуобнаженной женской груди теряют голову.
Ники стоял неподалеку в компании своих приятелей по клубу, пил коньяк и лишь краем уха прислушивался к разговору о двух новых танцовщицах. Он следил взглядом за Алисой, и чем дольше длился вечер, тем больше он злился. Он видел, как Алиса обменивается игривыми взглядами со своими ухажерами, и мрачно думал о том, что замужние дамы так себя не ведут.
Когда Чернов позволил себе слишком близко подойти к Алисе, Ники исполнился пьяной решимости. Ах, потаскуха, обольщает Чернова своим декольте! Он вежливо извинился перед собеседниками и медленно направился под любопытными взглядами окружающих к Алисе и Чернову.
— Добрый вечер, Григорий, — сказал Ники тихо; от него за версту разило коньяком. — Полагаю, тебе не терпится присоединиться к друзьям в клубе. На нашем тихом семейном вечере ты можешь заскучать, так что не смеем тебя задерживать. — Он коротко ему кивнул, затем с неподражаемым величием едва заметно повернул голову, и к нему тотчас подскочил лакей. — Княгиня утомилась и желает удалиться к себе. Проводите ее.
У Алисы выбора не было — если бы она посмела возразить, Ники устроил бы сцену на глазах трехсот гостей. С трудом сдерживая гнев, она удалилась, а Ники, будучи превосходным хозяином, дал знак оркестру, и музыка возобновилась. Решив, что с него довольно, Ники отправился в кофейню на острова, а гости продолжали танцевать в отсутствии хозяина и хозяйки.
Рано утром следующего дня, когда небо только начало розоветь, Ники проснулся в карете, которая везла его домой. Он чувствовал себя отчасти виноватым за вчерашнее и решил купить Алисе и Кателине подарки. Еще весной он обещал одеть Алису в соболя, а зима была не за горами. Еще несколько недель — и выпадет снег.
Когда Кателина с Алисой спустились к завтраку, Ники все еще во вчерашнем бархатном сюртуке сидел у камина. Кателина сразу забралась к нему на колени и с восторгом сообщила, что повар обещал подать к завтраку остатки вчерашнего угощения.
— Пойдем, дядя Ники! — Она запнулась и поправилась: — Я хотела сказать, папа. — Вскоре после свадьбы Ники настоял на том, чтобы ее удочерить. Недвусмысленные угрозы вкупе с приличным вознаграждением вынудили Форсеуса подписать все необходимые бумаги. Ники по-фински объяснил Кателине, что теперь, когда он женился на ее матери, ей следует называть его папой. Кателина радостно захлопала в ладоши, и с тех пор, если не забывала, звала его не дядей, а папой.
— Пойдем, папочка! — тянула его она. — В столовой уже, наверное, все готово.
