Роберта Джеллис - Сладкая месть
Высокородные гости посмотрели на них и заулыбались, но не заметили ничего такого, что могло заинтересовать их. Они последовали в круг пустых лож. Саймон шел между своей матерью и Рианнон, Уолтер – между Джоанной и Сибель. Обе группки оживленно беседовали. Дойдя до края шатра, они увидели арену. Здесь царило настоящее оживление, поскольку Вильям был не единственным нетерпеливым юношей. Вокруг церемониймейстеров турнира толпилась молодежь, которую едва сдерживали два более снисходительных или более рассудительных командира, появившихся на поле. Саймон и Уолтер улыбнулись и направились к толпе. Женщины обменялись взглядами.
– Мои дорогие, – слегка вздыхая, сказала леди Элинор, переводя взгляд с Рианнон на Сибель, – невеста и будущая невеста, которые, я надеюсь, в равной степени любимы, только что вы стали свидетельницами предела своей власти. Когда зазвучат горны, вы потеряете своих мужчин. Помните об этом. Наберитесь терпения и мужества.
Она говорила непринужденно, хотя имела в виду именно то, что сказала, но выражение ее лица изменилось, когда на поле появились конные члены их группы.
– Женщина, – добавила Элинор взволнованным голосом, – должна знать, когда разжать руку и отпустить своего мужчину.
Сибель, Джоанна и Рианнон понимали, что Элинор говорит об Иэне и о ее борьбе с собой за то, что позволяет тому вести нормальную жизнь, несмотря на опасность для его здоровья. Подумав об этом, Джоанна содрогнулась и на мгновение стиснула зубы. Для нее еще это время не пришло; и она молилась, чтобы оно никогда не наступило. С нее вполне хватало и того, что она позволяла Джеффри отправляться на войну. Джоанна не знала, нашла бы она в себе силы покорно стоять рядом и позволять Джеффри губить себя, поскольку телячьи нежности сделали бы его несчастным.
Сердце Рианнон болело как за Элинор, так и за Иэна. Она любила их и боялась за обоих, но в отношении себя и Саймона у нее даже мыслей таких не возникало. Она бы бегом побежала за ним куда угодно, даже в царство вечного сна, ибо, если бы он погиб, жизнь перестала бы существовать для нее, пускай при этом и билось бы ее сердце.
На Сибель эти мрачные мысли влияли меньше всего. Несмотря на свою молодость, она уже часто сталкивалась со смертью и искренне переживала потерю старых слуг, детей, женщин при родах и воинов на войне. И все же она не могла себе представить, что кто-то из любимых ею людей может умереть. Но в то же время слова бабушки возымели странную значимость для нее. Они отдавались в ее голове: «...разжать руку и отпустить своего мужчину».
Вот слуги заспешили через арену с подушками и мехами для присутствующих дам. Сибель повернулась к ложам, отогнала от себя все дурные предчувствия и подготовилась к веселому времяпрепровождению. Другие дамы и джентльмены, чьи сыновья или воспитанники принимали участие в турнире, тоже появились из замка. Все они обменивались веселыми приветствиями и шутливыми замечаниями. Большинство джентльменов вскоре устремились к арене, дабы дать своим подопечным мудрые советы или строгие указания.
Некоторые молодые леди нервничали, опасаясь за благополучие молодежи. Более мудрые дамы, такие, как Элинор, повидавшие немало юношеских состязаний на своем веку, как могли, утешали их. Наконечники пик были затуплены, а сами пики сделаны из хрупкой породы дерева или даже нарочно ослаблены. Возможно, будет несколько сломанных костей, не более. Оставалось только надеяться, что молодые участники турнира отделаются лишь легкими ушибами.
Неразбериха вокруг церемониймейстеров начала рассеиваться. Наставники и командиры увели мальчиков для последнего осмотра доспехов, лошадей и сбруи, а сержанты подвели к каждому краю турнирного поля людей со связками пик. Затем один раз прозвучал горн (он должен был прозвучать десять или пятнадцать раз прежде, чем радостный шум огласил бы начало мужского турнира), и двое соперников разъехались к противоположным концам поля.
Все, даже женщины, наблюдали за состязанием с нескрываемым интересом, хотя каждая дуэль в известном смысле походила друг на друга. Мальчики прижали пики к телу, взяв их как можно крепче правой рукой. Левая рука, продетая в петлю с внутренней стороны щита, сжимала рукоятку, прикрепленную почти на самом краю. Поводья лошади были привязаны к луке седла, животное направлялось нажимом ног и коленей. Сложно и нелегко было одновременно направлять пику, держать и передвигать щит и управлять лошадью.
Поскольку противники примерно соответствовали друг другу по росту и весу, их успех полностью зависел от взаимодействия мастерства и рвения. Однако чрезмерное рвение могло и погубить поединщика, заставив его слегка податься вперед прежде настоящего момента столкновения, не позволив вложить в удар всю свою силу. Это была наиболее общая ошибка среди молодых всадников, хотя таких, которых не следовало бы выпускать на арену вообще, было мало. Они еще не умели согласовывать действия пики, щита и лошади, поэтому могли либо просто не столкнуться со своими соперниками, либо промахнуться пикой, либо позволить лошади отклониться от прямой линии.
День как хорошо начался, так и прошел благополучно. На весь день турнира никто не получил серьезных ранений, и благодаря прекрасному примеру Ричарда и Иэна, да тщательной подготовке принца Ллевелина никто не потерял самообладания и не вызывал соперников на настоящие дуэли. Когда, наконец, трубы возвестили о завершении состязании, все вернулись в замок, чтобы отогреться и наброситься, подобно голодным хищникам, на обильный обед, ибо, подпрыгивая и радуясь за своих кумиров, дамы затратили столько же энергии, сколько и мужчины.
Хорошим обедом угощали не только знатных гостей. Поэтому на поле жарили целого вола и несколько боровов, опустошались горы хлеба, откупоривались бочки с пивом. Подымались высоко в небо костры, менестрели играли на своих инструментах, жонглировали и танцевали. Предстоящую ночь в Билте запомнят надолго, ибо она обещала стать не только началом двухдневного безмятежного периода головной боли и переедания, но и основой значительного прироста в населении незаконнорожденных малышей в этом районе, хвастливых разговоров и обожествления принца Ллевелина.
13
Сибель хотелось всецело наслаждалась жизнью. Первый раз в своей жизни она вела себя абсолютно непринужденно с мужчинами, не являющимися членами ее семьи. Раньше благодаря ее красоте и предположению, что ее приданое будет необычайно щедрым, малейшие признаки дружеской расположенности потворствовали ухаживаниям, которых она не желала. Теперь стоило ей сказать, что она уже была обещана другому, как она тут же могла свободно говорить, шутить, смеяться и танцевать. Уолтер убеждал ее не заниматься глупостями и принимать ухаживания других. Но причина ее счастья заключалась именно в том, что, несмотря на новообретенную свободу, она все же предпочитала общество Уолтера всем остальным мужчинам.
