Изобел Карр - Любовь без обязательств
Оказывается, Дарем посетила жаждущая мщения мать. Лео посмотрел на старика с сочувствием. Бедняга! Неудивительно, что он выглядит так, будто из него высосали все соки. Когда ее светлость настроена воинственно, то действует на окружающих именно таким образом. Если бы ей поручили командование конной гвардией, американские колонии не были бы потеряны.
Он сломал печать, ощущая гнетущую тревогу. Мысль о конфронтации между его матерью и Виолой была пугающей. Ничего хорошего это не принесет — ни одна из них не сдастся и не уступит. Это будет битва двух гигантов.
Приказ его матери (ибо иначе ее письмо назвать было нельзя) оказался весьма недвусмысленным и кратким. Она везет миссис Уэдон в фамильное поместье в Шотландии. Ее сын не имеет право туда являться в течение двух недель. Тогда, и только тогда он сможет узнать, к какому решению герцогиня придет.
О, там еще было множество весьма резких слов относительно его разумности, моральных устоев и обязанностей, налагаемых его славным именем. К тому же его обвиняли в том, что он вовлек бедняжку Бо в свои постыдные делишки и предоставил ей разбираться со сплетнями, которые во множестве ходят по городу. В письме также было несколько угроз относительно суровых наказаний в том случае, если сын ее ослушается.
Лео громко приказал собрать ему саквояж и оседлать коня, а потом снова вернулся к письму. Да уж, «бедняжка Бо»! Похоже, их матушка впервые так ее назвала. Сестра будет в ярости, когда он ей покажет эти строки… если, конечно, сначала не придушит негодяйку!
Проклятие на голову этой маленькой паскудницы, которая влезла не в свое дело! Почему она не могла держать язык за зубами?
Звук подъехавшей кареты заставил его поднять голову. Его мать вернулась? Это дурной знак. Хорошо еще, если она и Виола не пустили друг другу кровь.
И как именно можно сказать герцогине, чтобы та немедленно убиралась восвояси?
Лео вышел на крыльцо, готовясь любой ценой вызволить Виолу из рук своей разъяренной матушки. Ему хотелось бы увидеть какую-то чудом появившуюся дорогу к семейной гармонии. Однако он знал — совершенно определенно и точно, — что Виола для него важнее мнения матери и целого света.
Он замер на месте, потрясенно взирая на наемный экипаж. Разномастные лошадки были впряжены в карету с грязными, плохо прокрашенными колесами. Дверца кареты распахнулась, и из нее с безумным видом выскочила его сестра.
— Лео! Матушка, она… Мне очень жаль… Я не виновата, клянусь!
Он растерянно заморгал. Мозг отказывался толковать происходящее и воспринимать несвязные попытки Бо поведать ему что-то. Она вцепилась в брата, словно тонущий моряк, наконец нашедший обломок потерпевшего крушение корабля.
— Лео, пожалуйста! Заплати кучеру. А потом пойдем в дом и позволь мне тебе все объяснить.
* * *
— Ты даже представить себе не можешь, какой была вся прошлая неделя! — начала свои объяснения Бо. — И не вздумай на меня орать! Весь город об этом судачит. О тебе и миссис Уэдон. Ходят самые ужасные слухи: о драке, о дуэли. Некоторые даже говорят, что ты ее убил. Матушка в ярости. Августа…
— Совершенно ни к чему рассказывать мне о реакции супруги нашего брата. Я прекрасно могу себе ее представить.
И это была чистая правда. Августа обладала редким талантом ухудшать и без того неразрешимые ситуации.
— И ко всему прочему Чарлз прислал письмо, после чего матушка пришла в такую ярость, в какой я ее еще никогда не видела. Всегда считала глупостью или преувеличением, когда мне говорили, что все боятся идти ей наперекор, но тут увидела все собственными глазами. Она разбила старинную китайскую вазу из холла и сожгла это письмо. Представляешь? А потом натравила на меня Августу!
Лео чуть было не расхохотался над тем, с каким возмущением и отвращением Бо произнесла эту последнюю фразу. Какое бы бедствие ни постигло мир, его сестрица ни при каких условиях не смирилась бы с тем, что ее поручают заботам невестки.
Гнев, кипевший у него в крови, начат остывать, но при этом его Тревога возросла.
— Ты не знаешь, что было в письме Чарлза?
Бо покачала головой, закусив нижнюю губу и хмуря брови.
— Понятия не имею, но он явно не достиг своей цели. Еще даже не дочитав его до конца, матушка пробормотала что-то насчет того, что убьет нашего кузена собственными руками.
Дверь открылась, и немного пришедший в себя дворецкий объявил, что конь оседлан. Лео кивнул, потом невольно рассмеялся при виде глубочайшего негодования, отразившегося на лице сестры.
— Пилчер, пусть коня вернут в конюшню и заложат карету. Меня будет сопровождать леди Боадицея.
Сестра быстро поднялась с кресла. Глаза ее все еще были влажными от слез, но она уже улыбалась:
— Даю слово, что ты об этом не пожалеешь, Лео!
Тот с сомнением покачал головой. Мать похитила его любовницу — и он собирается отправиться в погоню, прихватив с собой сестру! Тут ему в голову неожиданно пришла подлая мысль — Бо получит по заслугам!
— Не спеши меня благодарить, негодница. Ты еще не видела своей спутницы!
Глава 31
Прошло уже два дня, а Лео так и не появился. Виола откинулась на спинку сиденья и попыталась уснуть. Герцогиня продолжала путь допоздна, останавливаясь только на несколько коротких часов для сна. А потом они снова ехали, быстро продвигаясь на север.
Время, которое их путешествие в обычных обстоятельствах заняло бы пять или шесть дней, сократилось почти вдвое. Однако на каждой остановке Виола по-прежнему ожидала встретить Лео. Она так хотела его увидеть! Опытный наездник легко может догнать карету — даже если та едет очень быстро. Ведь Лео не намерен оставить ее на произвол своей матушки? Так хотелось верить в это!
Виола не могла понять, с какой целью герцогиня везла ее в Шотландию. Ее светлость почти не разговаривала с ней с тех пор, как убедилась, что ее сын не виноват в ее избиении и ему не угрожает ни арест, ни смертная казнь.
Сейчас за окнами уже было темно, но почти полная луна давала достаточно света, так что Виоле было видно, как герцогиня нервно крутит пуговицы на своем дорожном плаще. Когда в сумерках она приказала кучеру сменить упряжку и ехать дальше, Виола еще сильнее упала духом.
— Расскажите мне о вашей семье.
Вопрос приплыл из темноты, такой тихий, что был едва слышен. Это была первая фраза, которую герцогиня адресовала ей за этот день. Она была погружена в мрачную задумчивость, иногда глядя в окно, а иногда — на Виолу, словно пытаясь прочесть на ее лице разгадку какого-то ребуса.
