Лидия Джойс - Искушение ночи
– Я не собиралась ничего менять.
– Ах, Цирцея, ваши прикосновения творят чудеса. Ей было больно за него. Она не знала, что еще она может сделать для него, но она коснулась подушки рядом с собой, жестом приглашая его сесть.
Герцог сел, а когда Виктория протянула руку к его голове, он крепко схватил ее и их пальцы сплелись. Теперь в мозолях на его руках не было ничего таинственного – она сразу же вспомнила, как напрягались и сгибались его плечи, когда он крутил индийские булавы, – но все равно эти руки успокаивали и были теплыми и сильными, хотя таинственность исчезла.
– Я не всегда был таким, – сказал он. – В детстве я обгорал не больше, чем другие дети. Я помню, как стоял на траве, под палящими лучами солнца, и при этом хорошо себя чувствовал.
– Вы теперь никогда не сможете выходить на дневной свет? Никогда? – Виктория попыталась представить себе его жизнь, проведенную во мраке.
– Вы могли в этом убедиться. Когда небо затянуто облаками или когда идет дождь, я могу выйти, и то с величайшей осторожностью. И еще в сумерках и на рассвете.
– Неудивительно, что вы не рассказали об этом Шарлотте. Только большая любовь может подтолкнуть на такой подвиг – прожить жизнь с человеком, который не может наслаждаться светом дня.
– Это верно, – бросил Рейберн.
Они сидели молча. Виктория старалась запомнить каждое мгновение, проведенное в обществе герцога, каждую черточку его лица, изуродованного ожогами. Скоро она уедет и будет жить воспоминаниями.
Она не знала, как долго они просидели вот так, но какое-то движение на аллее вернуло ее к действительности. Сквозь просветы в занавесях Виктория увидела Энни и Эндрю.
Эндрю энергично жестикулировал, а Энни мотала головой.
– Рейберн, взгляните! – Виктория жестом указала на окно.
Он встал и заглянул ей через плечо. Внезапно Эндрю остановился и схватил Энни за плечи, а она продолжала мотать головой. Он взял ее за руку и опустился на колено.
– Он сделал ей предложение! – не без удивления произнесла Виктория.
Рейберн усмехнулся:
– Похоже, она не в восторге от этой перспективы. Я думал, они уже договорились.
Еще несколько мгновений, и Энни наконец кивнула.
Эндрю вскочил, приподнял ее и поцеловал. Виктория посмотрела на Рейберна.
– Я завидую им.
– Их молодости? Восторженности? Оптимизму? – Он выгнул бровь.
– Их простоте. Их наивной храбрости. Они не боятся трудностей.
– Когда-то вы тоже так поступили, по крайней мере я знаю это с ваших слов.
Она покачала головой:
– Надеюсь, жизнь не обойдется с ними жестоко, как со мной.
Виктория снова взглянула на влюбленную парочку и почувствовала пустоту в груди.
– Если бы только я могла, стоило бы снова испытать боль.
Когда появилась Энни с обедом, она все еще пылала и улыбалась. Девушка поставила поднос на сундук, отошла к двери и стала теребить в руках передник.
– Вы что-то хотите сказать? – спросил Рейберн, не обращая внимания на насмешливый взгляд, брошенный на него Викторией.
– Ваша светлость... – Энни залилась румянцем. – Ваша светлость, мы с Эндрю решили пожениться. – Она опустила глаза.
– Я обещал ему домик привратника, но не раньше, чем умрет старый Сайлас, – ответил Байрон.
Энни подняла сияющие глаза.
– Ах, я знаю, ваша светлость! В том-то и дело, Сайлас будто собрался жить вечно, а дядя Том просит меня поехать с ним в Лидс, потому что, когда он уедет, здесь у меня не будет семьи, вот Эндрю и сказал, что он станет моей семьей. – Она вздернула подбородок. – Надеюсь, вы дадите нам свое благословение и позволите служить вам и дальше, после того как мы поженимся. Дядя Том продает нам свой дом в деревне, и не так уж будет далеко ходить каждый день.
Байрон долго смотрел на нее, потом кивнул.
– Милости просим оставаться и вас, Энни, и Эндрю. Как я и обещал, вы получите сто фунтов.
– Спасибо, ваша светлость! – просияла Энни. Потом она опустила руку в карман передника, и снова вид у нее стал робкий. – Перед смертью его светлость, ваш двоюродный дедушка, дал мне вот это. – Она вынула из кармана передника нитку жемчуга с медальоном из драгоценных камней и застежкой. – Он сказал, это часть того, что отошло бы герцогине, но раз у него не было герцогини, он подарит эту вещь мне, и я могу делать с ней что хочу. – Энни волновалась, путала слова. – Я не брала это, он мне подарил. И я хранила это до сих пор, но зачем мне, простой девушке, драгоценности?..
– Я верю вам, Энни, – прервал ее Байрон, видя, что она сейчас заплачет.
– Спасибо вам, ваша светлость, – обрадовалась Энни. – Я хотела бы это продать, но не знаю, как это сделать.
Байрон протянул руку.
– Если вы доверите драгоценность мне, я попрошу ювелира ее оценить и предложу вам за нее справедливую цену.
Лицо Энни расплылось в улыбке.
– Ой, вот спасибо, ваша светлость! – Она протянула Байрону ожерелье и отошла к двери. – Чуть не забыла! Это принесли сегодня для вас, миледи. – Она вынула из кармана письмо, положила на край подноса с обедом и удалилась.
– Опять от мамы, – сказала Виктория и, бросив на Байрона взгляд, промолвила: – Вы благородно поступили с Энни.
Он пожал плечами:
– Не вижу здесь особого благородства. Ведь она – моя кузина, вы сами сказали.
– Но не каждому это пришло бы в голову. – Виктория хотела было распечатать письмо, но, увидев на конверте почерк Джека, нахмурилась.
– Что-нибудь не так? – спросил Байрон.
– Письмо от брата. А Джек никогда мне не пишет. – Она сломала печать, прочла письмо и нахмурилась еще больше.
– Что случилось? – спросил Байрон. Вместо ответа Виктория протянула ему письмо.
«Виктория!
Я знаю, что ты занята весьма деликатными переговорами по моему делу, и не стал бы писать, если бы не крайняя нужда. У матушки начались припадки, дрожат руки, речь бессвязная, и налицо признаки слабоумия. Это началось в тот вечер, когда ты уехала, и поначалу мы подумали, что это обычная ее манера все драматизировать.
Врач говорит, что, возможно, это пройдет, но пока трудно сказать что-либо определенное. Она спрашивает о тебе почти каждый час, и отец подозревает, что это ее последняя воля. Он настаивает на твоем немедленном возвращении домой, и я присоединяюсь к нему.
Поторопись, пожалуйста.
Джек».
– Вам нужно ехать, – сказал Байрон, охваченный отчаянием.
– Да, – согласилась Виктория.
– Завтра утром...
– Какая нелепость! – вдруг рассмеялась Виктория. – Я сломала лодыжку и заставила вас пострадать для того лишь, чтобы нарушить наш договор за день до его истечения!
