Анн Голон - Триумф Анжелики
Она перестала смотреть в сторону востока. Хотя там находились ее сыновья. Но они вернутся. Сегодня же речь шла о ее жизни. А ее жизнью был Жоффрей. Без него она не могла существовать. И было решено, что они не расстанутся больше никогда. Если их разлучат, или они окажутся на расстоянии друг от друга, то возникнет опасность, что разрыв станет окончательным.
А океан! Это грозило тем же!
Жоффрей вступал на землю Франции, и это грозило тем же!..
Жоффрей де Пейрак говорит с королем! Это конец.
Нет, никогда, никогда она его не отпустит.
Она повторила: «Никогда!»
Она смотрела с вызовом то на одного, то на другого. Они, каждый по-своему принимали, утверждали и судили ее импульсивную реакцию, ее волнение и протест. Одни с удивлением, другие, шокированные, возмущенные, любопытные или заинтригованные. Фронтенак не понимал. Он был так доволен, тем, что придумал. Он никогда бы не подумал, что мадам де Пейрак воспротивится. Виль д'Аврэ понимал все и не удивлялся. Он знал, что такое любовь, и какими чувствами горело сердце этой женщины. Он подумал, что начнутся споры и можно будет заключать пари.
Что до Жоффрея… Нет, Анжелика не хотела прочитать на лице Жоффрея то, в чем была уверена: он принимал предложение Фронтенака… Он собирался предать ее, бросить!
Она бросилась вон, и оказалась, после того, как миновала деревушку, на дороге, которая вилась среди скал. Она почти бежала, словно это могло бы помочь ей избавиться от испытания, обрушившегося на нее, от дилеммы, которая принесет ей мучения, которую ей придется обсуждать и оспаривать не только наедине с собой, но и с другими, чтобы в конце концов смириться, разбив сердце, с такой неожиданной, невозможной вещью, которую она обещала себе никогда не принимать, не давать проникать в свою жизнь: с разлукой.
После того, как она добралась до конца тропинки, которая выходила на берег, она развернулась и упала почти без сил и чувств к подножию бретонского креста, который был поставлен здесь почти век назад бесстрашными рыбаками. Затем она поднялась и вдруг ей стало еще хуже, потому что она вспомнила, что именно с этого места столкнул на камни несчастную Нежную Мари отвратительный секретарь Амбруазины, Арман Дако. Она никак не могла соединить воедино обе ассоциации, и только повторяла про себя, что ненавидит этот ужасный восточный берег, который всегда приносил ей беды.
Она наконец уселась у обочины дороги, и тем хуже, если на этом самом месте она рыдала, уткнувшись в колени абенакиса Пиксаретта, когда представляла себе, что Жоффрей изменил ей с ее проклятой соперницей — Дьяволицей.
Все это было уже в прошлом. Бой был объявлен и выигран. Это ее изменило и сделало сильнее.
И вот новое испытание снова лишало ее сил.
Отступление! Бегство! Вот что означал Дурак, которого сторожевой пес кусает за пятку! Нет! Нет! Только не это. Больше никаких отступлений, никакого бегства, по крайней мере если только смерть не станет им угрожать, смерть физическая или духовная.
Мы сейчас можем отвечать за все. Итак?.. Что говорили карты Таро?.. «Путешествие непредвиденное, нежеланное, но неизбежное», словно сторожевой пес укусил за пятку… Обязанность, которую нельзя игнорировать. Дурак, одетый в небесно-голубое — разум — и его золотой пояс — мистика… Путешествие? Допустим. Если это записано в книге судьбы, спасения и успеха. Но разлука… Нет! Не дважды. Нельзя дважды наказывать, дважды испытывать тревогу и безысходность!.. Только не разлука. Я буду противиться этому изо всех сил!..
Разлука — это море мрака. Это значило, что она будет на этом, а он на том берегу.
Они приехали вместе в Новый Свет и провели бок о бок эту войну, которую совместно выиграли.
Недолгие расставания, выпавшие на их долю, только способствовали успеху, который заключался для них в возможности жить в мире, друг возле друга, как было обещано на заре их любви, когда они встретились, уверенные в своем счастье, в Тулузе.
Они часто возвращались в разговоре к этому первому и еще нерешительному моменту начала их страсти.
Удар молнии!..
Разве они не заслужили, чтобы хоть в Новом Свете их оставили в покое?
То, что случилось, было переломом, пропастью.
Нет! Она не допустит совершения новой ошибки… она не даст ему удалиться от нее.
Когда она вернулась в Тидмагуш, Жоффрей де Пейрак ждал ее в их квартире. Через окно он без сомнения видел ее. Он скрестил руки на груди. Он облокотился о дверную раму, давая по привычке отдохнуть больной ноге, склонив голову немного вбок, размышляя. Его взгляд угадывал все, а легкая улыбка краем рта не настораживала… а иногда — настораживала. «О, ты — это ты! — подумала она. — Ты так не похож на других мужчин. Твои мысли, твои мечты, твоя ученость, твоя сила, и твои слабости — это только твое. И если ты исчезнешь, я останусь в пустоте».
— Если ты исчезнешь, я останусь в пустоте, — сказала она вслух.
— Что за безумие говорить такие слова, — сказал он ей. — Моя дорогая, и ты жалуешься на это, ты, привыкшая «гарцевать» в пустыне одиночества?!
— Больше ничего не существует, ты все взял себе.
Вся ее жизнь была выбита из колеи. Под его защитой, под его эгидой, она могла мечтать о свободе, лелеять сокровенные мысли, предаваться тайным замыслам. Но как только она воображала себе разлуку, сердце ее сжималось, ее ужасали тяготы женской судьбы, удела всех женщин, следующих за мужчиной, который постоянно в пути. Они удерживают его за полы одежды, ломают ногти о его доспехи, целуют ноги рыцарю, уже севшему в седло, падают лицом в дорожную пыль, когда он удаляется.
— Женщинам повезло, потому что у них есть возможность выразить свои чувства, — сказал он, целуя ее глаза и щеки, мокрые от слез. — Им повезло, потому что за ними закреплено право на плач, на крик, на заламывание рук, на посыпание головы пеплом, на то, чтобы упасть лицом в придорожную пыль,
— на все проявления исключительной боли. А что будет позволено мне; мужчине, когда я увижу как вы расстаетесь со мной, вы, — на ком отдыхает мое сердце, вы — утешение моих горьких мыслей и постоянное обещание огромной любви, которую только можно познать? Что скажу я, бедный мужчина, перед лицом новой жизни, полной разочарования, в которой не будет другого солнца, кроме надежды видеть вас как можно скорее, и перед важными дипломатическими разговорами я буду знать, что вы не ждете меня у дверей, и мы не сможем побеседовать? Передо мной находится необходимость пожертвовать во имя комедии глупого и тщеславного мира, пресыщенное чванство которого я не в силах устранить, самым удивительным и прекрасным созданием вселенной. По вечерам у меня не будет надежды, что после долгих и изнурительных дипломатических баталий я смогу отдохнуть, что какая-то другая женщина сможет меня успокоить и развлечь, кроме той, которой мне не хватает. И я буду мечтать о ней в одиночестве, надеясь, что и она…
