Ли Бристол - Алый восход
Потом он взял ее за плечи, осторожно уложил на постель и склонился над ней, пристально глядя ей в лицо. Колено Джеда касалось ее бедра, и ей передавался жар его тела.
По-прежнему глядя ей в лицо, он тихо проговорил:
– У вас такая нежная кожа…
Он принялся развязывать пояс ее ночной рубашки, завязанный бантом. Развязав пояс и спустив рубашку ниже плеч, Джед обнажил ее груди. Элизабет, делая над собой отчаянные усилия, заставляла себя лежать тихо и не противиться. И тут Джед заглянул ей в глаза – и у нее перехватило дыхание… Взгляд каким-то непонятным образом встревожил и возбудил ее. Затем его горячие ладони легли ей на груди, и она судорожно выдохнула, но тут же снова затихла.
– Как они прекрасны, – прошептал он. – Как прекрасна ваша женственность… Какое наслаждение прикасаться к вам.
Джед принялся поглаживать и ласкать ее груди, Элизабет казалось, что от прикосновений его огрубевших от тяжелой работы ладоней по всему ее телу разливается жар. Тут он прикоснулся кончиком языка к одному из сосков, и Элизабет почувствовала, что сосок отвердел и поднялся, а тело… словно вспыхнуло, и ей пришлось крепко сжать зубы, чтобы не закричать. Голова ее кружилась, все тело пылало, и это было сладостное и мучительное ощущение.
Он принялся покрывать поцелуями ее плечи и груди, и поцелуи эти становились все более страстными, а прикосновения его рук… они казались восхитительными и вызывали восторг и головокружение. Жар пронизывал все тело Элизабет, и на нее волнами накатывали самые невероятные ощущения, прежде ей неведомые.
В какой-то момент Элизабет вдруг почувствовала, что Джед еще ниже спускает ее ночную рубашку, спускает к самым ногам… А в следующее мгновение по телу ее пробежала дрожь – она поняла, что он уже избавился от своей рубахи и теперь прижимается к ней обнаженный. Его грудь, горячая и мускулистая, прижималась к ее грудям, и это ощущение было столь острым и непривычным, столь непохожим на что-либо, известное ей прежде… Элизабет думала, что постигла всю науку страсти той ночью на берегу, но оказалось, что она не знала о ней ничего, совсем ничего. И теперь, почувствовав жар обнаженного мужского тела, Элизабет забыла обо всем на свете, она жила лишь ощущениями – чудесными, захватывающими, восхитительными…
Тут рука Джеда скользнула к ее бедру, затем пальцы его прикоснулись к ее лону, и Элизабет тотчас же ощутила нестерпимый жар между ног. И это ощущение не проходило – оно казалось невероятно сладостным, пугающим… А Джед по-прежнему целовал ее, и она чувствовала его горячее дыхание, ощущала тяжесть его мускулистого тела… Не сознавая, что делает, Элизабет положила руки на плечи Джеда. Затем провела ладонями по его спине – и замерла на мгновение, ошеломленная неведомыми ей прежде ощущениями. Поглаживать мускулистое тело Джеда, крепко прижиматься к нему – это было так упоительно…
Отвечая на поцелуи Джеда, Элизабет все крепче к нему прижималась и все острее ощущала томление внизу живота, томление, походившее на боль. Дыхание со свистом вырывалось из ее полураскрытых губ, и все тело, казалось, уносилось куда-то в безумном танце… Губы Элизабет припухли и болели, но она все никак не могла насытиться поцелуями Джеда, не могла насытиться его близостью, его дыханием.
Внезапно она почувствовала, что Джед чуть приподнялся. По-прежнему осыпая ее лицо поцелуями, он провел ладонью по ее груди, по животу, по бедрам… Элизабет тихонько вскрикнула и, охваченная паникой, оглушаемая бешеным биением своего сердца, попыталась высвободиться – ей казалось, что она вот-вот задохнется, казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди.
Но Джед осторожно придавил ее к матрасу и, склонившись к ее уху, прошептал:
– Не бойся, Элизабет. Я постараюсь не причинить боли. Скажи мне, если тебе станет неприятно.
В следующее мгновение он развел в стороны ее ноги, и Элизабет почувствовала, как отвердевшая мужская плоть упирается в ее лоно. Она закрыла глаза и, пытаясь успокоиться, приготовилась к боли – неизбежной, как ей казалось. И тут же руки Джеда скользнули под ее спину, и она инстинктивно обняла его, прижимаясь к нему всем телом. Он снова поцеловал ее, стараясь успокоить, – и Элизабет вдруг почувствовала напор его плоти, вошедшей в нее, заполнившей ее… Но боли не было. Было лишь странное ощущение: ей казалось, что твердая и горячая плоть Джеда всегда в ней находилась.
Тут он приподнялся и, заглянув ей в лицо, прошептал:
– Элизабет… О, Элизабет… – И ей показалось, что Джед так же опьянен, как и она, и чувствует то же, что и она.
Он медленно приподнимался над ней и снова опускался, и его движения вызывали в ней такие ощущения, о существовании которых Элизабет даже не подозревала. Она инстинктивно начала двигаться в такт его движениям, повторяя их, и казалось, что так и должно быть, что иначе быть не может. Казалось, что в эти мгновения существуют только они с Джедом и чудо их слияния.
Элизабет слышала прерывистое дыхание Джеда, ощущала его ускоряющиеся движения и, задыхаясь, раз за разом устремлялась ему навстречу. Она пыталась овладеть своими чувствами, но ничего не могла поделать и с каждым его мощным толчком все больше теряла контроль над собой. Наконец, в последний раз резко приподнявшись, она вскрикнула и, прижавшись к Джеду всем телом, ощутила необыкновенный прилив радости, будто внезапно оторвалась от земли и оказалась в ином мире, где не существовало ничего, кроме нее и Джеда, и где они должны были соединиться навеки. Они вместе достигли вершин блаженства, и казалось, что Господь в своей бесконечной мудрости разделил их на время лишь затем, чтобы однажды они смогли найти друг друга и соединиться. И соединились не только их тела, но и их души, так что теперь разделить их было бы невозможно.
Вконец обессилев, Элизабет свернулась клубочком и положила голову на сгиб руки Джеда. Сердце ее с каждым ударом наполнялось радостью от только что пережитых ощущений – таких непривычных и возбуждающих. Тихонько вздохнув, она положила руку на мускулистую грудь Джеда – ей хотелось прикасаться к нему, хотелось поглаживать его и ласкать… И ужасно захотелось приподняться и взглянуть на его обнаженное тело. Но Элизабет усилием воли заставила себя лежать спокойно.
Интересно, будет ли он шокирован, если она скажет ему, какое наслаждение испытала? Ее бессознательный отклик на его ласки, ее движения ему навстречу, ее приглушенные крики – все это было бесстыдством и распущенностью? А может, он ничего этого не заметил?
Должна ли женщина получать наслаждение от близости? Ей хотелось рассказать Джеду о своих ощущениях, рассказать ему обо всем – о каждом пережитом ею мгновении их близости. Однако она не решалась заговорить и по-прежнему молча лежала рядом с мужем, лежала, окутанная тишиной и теплом.
