Эжени Прайс - Свет молодого месяца
Глава XXXI
Лайвели дал им в кредит денег под урожай этого года, и в начале марта работники приготовлялись засеять поля обеих плантаций. День был трудный, ему пришлось объехать все поля, но Хорейс подумал, что Мэри теперь больше похожа на ту, какой она была раньше. Она скакала наперегонки с ним до дороги на Нью-Сент-Клэр и пришла первой. У нее был почти счастливый вид. Подъехав к ней на Долли, Хорейс подумал, что ни один плантатор-мужчина не любил так заниматься севом хлопка, как Мэри.
— Стареет Долли, — поддразнила она, откидывая со лба свои черные волосы, растрепавшиеся на ветру.
— Ничего подобного! Долли бессмертна. Это я старею, — засмеялся Хорейс.
— Ты очень красив, брат, — сказала она просто. — Что Джейн замужем, это хорошо, но что я буду делать, когда какой-нибудь молодой барышне удастся увести тебя от нас?
— Это невозможно.
У нее опустились плечи.
— Нет. Нет ничего невозможного.
— Ну, я, может быть, женюсь когда-нибудь, но что это может изменить? Не забывай, сестра, я никогда больше не уеду с острова.
Она улыбнулась.
— Ты становишься красивее с каждым днем, и у тебя такие мощные и широкие плечи, тебе надо бы новую одежду. Твои пиджаки стали слишком тесны.
— Это стряпня Ка. Я толстею.
— Это просто мускулы развиваются от тяжелой работы. Я говорила тебе, как я горжусь тем, что ты сделал в Блэк-Бэнксе? Ты прирожденный плантатор. Бедный Джим никогда не сравнится с тобой.
— Хотел бы я, чтобы у него наладилась жизнь и чтобы мы перестали называть его — бедный Джим.
Мэри вздохнула.
— Этого не будет. Поверь мне, Алиса не приедет с ним этим летом, а он будет все ниже опускаться без сына.
К июлю следующего года цена хлопка на Британском рынке упала с полгинеи до менее шиллинга за фунт, и Джим, постаревший, вернулся один; положение было таким плохим, какого и старожилы не могли вспомнить. Денег так не хватало, что даже энтузиаст Томас Батлер Кинг оставил работу над каналом, который должен был превратить Брансуик в процветающий портовый город. Джеймс Гульд часами сидел в своем кресле, глядя в пространство; он все меньше говорил, даже с Мэри.
Судебный процесс был объявлен недействительным, и доктор Хассард остался безнаказанным, что вызвало еще большее негодование на острове среди сторонников Вилли. Почти сразу после этого доктор Хассард женился, — все сочли это наглостью; он продолжал посещать церковь и привозил своих негров на собрания черных по воскресеньям во второй половине дня. Во время утреннего богослужения Хассарды — мужчины и их жены — входили в маленькое белое здание молча, сидели отдельно от всех и уходили одни, ни с кем не разговаривая, и с ними не говорил никто. Однажды в воскресенье, из уважения к приличиям, Хорейс попробовал поздороваться с ними, и в ответ его резко осадили. Больше он не пробовал. С его точки зрения, последствия смерти Джона Вилли были трагичны. Другим плантаторам были нужны знания братьев Хассардов, их идеи; нужна была их поддержка, нужно было их сотрудничество по мере того, как финансовая петля затягивалась все туже. Хорейсу было больно видеть, как его обычно сердечные, дружески настроенные соседи становились жесткими и нелюдимыми. Его смущало обращение, которому рабы Хассардов подвергались со стороны других негров острова, последние теперь все заявляли, что они «люди Вилли». Когда он привозил негров отца по воскресеньям в церковь, он наблюдал, как они входили в церковь подобно высокомерным детям, причем женщины буквально оттягивали свои длинные юбки, чтобы не коснуться одежды негров Хассардов. Посещение церкви стало укоренившейся привычкой всех жителей острова, но Хорейс начинал бояться его. Почему Хассарды приходили? В чем смысл произносить молитвы вместе, если люди не желали говорить друг с другом?
Месяцы медленно тянулись, Джим передавал Хорейсу все больше и больше ответственной работы по Блэк-Бэнксу. В тайне души у него росло возмущение против брата. Почему на него, Хорейса, взвалили всю работу, между тем, как привилегии плантатора полагались только Джиму? Только Джим получал приглашения на собрания в Убежище перед коммерческими конференциями, где Томас Батлер Кинг продолжал быть ведущим лицом. Хорейс мог бы присутствовать, но приглашения посылались только плантаторам. А он был всего лишь подручным плантатора и, раз его держат в стороне, он отдалился от Джима. И от отца также.
Он жил дома уже почти три года, но единственный белый человек, с которым он чувствовал себя свободно, не считая Мэри, был капитан Чарльз Стивенс. Тысяча восемьсот сорок первый год был важным годом в жизни капитана Чарльза Стивенса. Его пароходство разрослось даже несмотря на финансовый кризис, так что наконец, тридцатого ноября, он смог купить судно своей мечты, «Великолепный», и, получив особое приглашение от нового судовладельца, Хорейс прибыл, чтобы участвовать в переброске судна в Джорджию. Оно было 48 футов в длину, 16 с половиной в ширину, его грузоподъемность равнялась пятидесяти тоннам.
— Именно этот отличный тоннаж важен, Гульд, — заявил капитан Чарльз, в то время, как они скользили первого декабря по извивающимся рекам, впадающим в океан. Я буду зарабатывать именно на этом тоннаже. Конечно, пассажиры тоже, но если есть возможность перевезти большой груз, то прибыль увеличивается. Верно?
— Верно, — горячо согласился Хорейс. Он мог, по крайней мере, радоваться успеху своего друга, мог переживать вместе с капитаном Чарльзом его безграничную энергию, и честолюбие, и счастье.
— Погоди, Гульд, — сказал Чарльз, направляя «Великолепный» среди кипарисов, стоявших в красных водах реки Олтамаха. — Погоди, приятель, до тех пор, когда у тебя будет собственная плантация на острове Сент-Саймонс, и тогда ты узнаешь, что происходит в душе человека, если он чувствует себя хозяином. Хозяин судна — хозяин плантации. — Он ударил себя по мощной груди. — Все одно, — там, где бьется сердце.
— Хотелось бы мне поверить, что такой день настанет, — сказал Хорейс.
— А так надо верить в это. Человеку непременно надо иметь что-то свое. И прежде всего надо верить. Сначала ты мечтаешь, а потом работаешь как черт, чтобы эта мечта стала действительностью.
— Хорошо, если бы я мог мечтать.
— Если ты очень захочешь, то и мечты появятся.
Может быть, он зря тратил силы, возмущаясь братом, в то время как мог мечтать о собственном будущем? Он не завидовал Джиму. Невозможно было завидовать такому несчастному человеку, как его брат, но он злился на него, — злился на то, что он там находится, — исхудалый, постаревший, и не дает осуществиться его, Хорейса, заветным желаниям.
