Мари Кордоньер - Сила любви
Ив де Сен-Тессе нашел выход в глубоком, почтительном поклоне. Подняв голову, он ощутил нежный аромат цветов, исходивший от одеяния Флёр, и понял, что она встала рядом с ним, сделав это как нечто само собой разумеющееся. Как же красива она, несмотря на тени под глазами, свидетельствующие о напряженном состоянии, несмотря на пульсирующую жилку на гордой шее.
Граф де Шартьер протянул руки ей навстречу, и она вложила в них свои. Флёр с трудом сдерживала пронизывавшую ее дрожь. Крепкое пожатие его руки напомнило ей тот леденящий ужас, который охватил ее при расставании с ним в темной камере, но одновременно и придал ей силы бороться с обстоятельствами.
— Супруг мой! — прошептала она почти беззвучно.
— Mon Amour![14]
Как же она мечтала услышать эти слова и самый звук его голоса!
Если Рене де Параду еще требовались какие-то доказательства искренности признаний дочери или его надменного зятя, то теперь он их получил сполна. Какой бы нелепой ни была прихоть судьбы, принесшая Флёр этот брак, не могло быть сомнений, что она любит своего мужа столь же страстно, как и он ее.
Флёр вся светилась изнутри, а лицо Шартьера, выражавшее полное поклонение божеству, вызвало в памяти старого сеньора образ отчима. Поистине, сходство его дочери с бабушкой зашло дальше, чем он предполагал. Видимо, и Флёр была способна полностью покорить мужчину.
— Вам придется уехать, — прервала королева резковатым тоном их немое созерцание друг друга.
Флёр интуитивно почувствовала всю неэтичность их поведения: выставленная напоказ горячая любовь лишний раз напоминает королеве о собственном безрадостном браке. Молодая женщина заставила себя оторвать взгляд от графа и обратить все внимание на Катарину Медичи.
— Как мне ни жаль отказываться от ваших услуг, — продолжала королева, — но, учитывая создавшееся положение, другого выхода нет. Речь идет о приказе короля, которого все случившееся заставило принять немедленное решение о вашем удалении от двора. Он не желает никаких новых осложнений. Но мне все же не хочется бросать вас в омут неопределенного будущего. Посмотрите сюда…
Она повернулась к письменному столу и взяла свернутые в трубку листы, которые передала Иву де Сен-Тессе, а потом продолжила:
— Здесь грамоты на владение графством Фижак! Оно находится, как вы, вероятно, знаете, в Оверни и, следовательно, в той провинции, которую мне завещала моя мать Мадлен де ла Тур д’Оверни. Вы будете там в полной безопасности, а мне ваше присутствие там будет приятно. Ведь в имении Шартьер вас бы ожидали лишь развалины. Начните в Оверни все сначала и, заверяю вас, не пожалеете…
Великодушный жест королевы, известной своей экономностью, лишил Флёр дара речи, и она могла лишь наблюдать, как ее супруг с почтительным поклоном принял неожиданный подарок. Когда он собрался выразить свою благодарность и уже открыл было рот, Катарина Медичи резким взмахом руки показала, что это ни к чему.
— Нет, нечего меня благодарить. Сам король должен был компенсировать вам потери, которые вы понесли, служа ему. Но я хочу лишь оценить то, на что вы пошли ради спасения одной из моих самых любимых фрейлин. Симпатия, которую я питаю к вашей отважной супруге, очень глубока, и я знаю, что она отвечает мне тем же. Не забывайте меня, малышка моя, и возвращайтесь ко двору, как только повеет более благоприятным для нас ветром!
И тут Флёр оказалась в пахнущих пряными восточными травами объятиях и ощутила на своей щеке поцелуй.
— Надеюсь, дорогая моя, в вашем замке Фижак вы найдете возможность усовершенствовать свое швейное мастерство. Ибо следует признать, что в этой области вы, по сравнению с другими областями, выглядите не лучшим образом, — добавила королева в тоне материнского назидания.
Разрываемая между чувством благодарности и смехом, Флёр от души тоже обняла королеву и нашла в себе мужество заметить:
— Ваше Величество будет единственным человеком при дворе, разлука с которым доставит мне боль!
— Ну, ну, это такая чепуха, что дальше ехать некуда. Придется мне утаить эти слова от вашего спасителя, господина Пьеро Строцци. Уж он-то не заслужил подобного пренебрежения. Именно он освободил вас из темницы и разыскал в Париже того фальсификатора, который выполнил поручение герцогини де Валентинуа. Признание этого человека в исполнении подделки и описание внешности его заказчицы оказались теми фактами, которые убедили короля передать дело в мои руки, чтобы распутать его до конца, не нарушая приличий.
Перед мысленным взором Флёр возникла смешная маленькая фигурка на непомерно высоких каблуках, голову которой всегда покрывали самые немыслимые, украшенные разноцветными перьями шляпы. Королева права. Конечно же, отточенных острот и забавно-колких замечаний господина Пьеро ей будет очень недоставать, как и его преданной, ненавязчивой дружбы. Как это могла она забыть о нем?
— Я прошу Ваше Величество передать господину Строцци мою искреннюю благодарность и мое глубочайшее чувство дружбы, — попросила она.
— Я сделаю это с радостью, дорогая моя! Да, кстати, граф…
Королева, которая, казалось, была готова на этом завершить аудиенцию, протянула руку в направлении задней стены помещения. По довольному поблескиванию ее глаз Флёр почувствовала, что королева припасла напоследок нечто совершенно необычайное.
— У меня есть еще личный подарок для вас и вашей будущей семьи, граф Шартьер. Не желаете ли взглянуть?
Флёр тоже в некоторой растерянности посмотрела на указываемый королевой стул. Какая-то прямоугольная, не очень большая деревянная доска опиралась на его спинку. Видимо, какая-то картина. Многие итальянские художники, работавшие во Франции, предпочитали писать картины на дереве.
Граф подошел к изображению и повернул его лицевой стороной к зрителям, чтобы все могли увидеть его. Реакция каждого из присутствующих оказалась совершенно различной.
Королева улыбалась, ее выражение лица напоминало торжествующую кошку, держащую в своих когтях трепещущую мышь. Рене де Параду побледнел, сделав шаг вперед, и крепче ухватился за свою трость. Флёр в растерянности вскинула руку ко рту, а Ив де Сен-Тессе, казалось, не верил собственным глазам.
Перед ними был мастерски выполненный портрет молодой женщины, сидящей на резном деревянном стуле. Ее изумрудно-зеленое платье с острым вырезом на груди было сшито по моде прошлых лет, узкие, нежные руки лежали на коленях, держа серебряную розу, а волосы мерцали под тонкой вуалью, прикрепленной к надетому на лоб обручу. Но светло-серебристое сияние ее локонов прорывалось через тонкую материю, напоминая отражение луны в зеркале спокойной воды. Мечтательный взгляд женщины был обращен вдаль.
