Лариса Кондрашова - Замужняя невеста
— Не спеши. У них есть кормилица, которая, наверное, куда лучше умеет обращаться с детьми.
Его реплика отчего‑то больно задела Соню. Она не умеет обращаться с детьми? Он хочет сказать, что и не научится? Что Соне такое не дано?
Она решительно освободила плечо, за которое Разумовский схватился, и, обойдя его, точно столб, поспешила к детской. За ней тенью скользнула Мари.
Долорес кормила Николо, а другой рукой покачивала своего сына, приговаривая:
— Потерпи, сейчас наестся маленький сеньор, и я покормлю тебя.
— Долорес! — Почему‑то у Сони не получалось называть девушку Лоло, как делал это Пабло. — У тебя все в порядке?
— Детишки проснулись поесть, ваше сиятельство. Мой малыш всегда ест по ночам. Выходит, и юный сеньор тоже.
Соня оглянулась на Мари:
— Пошли спать.
— А сеньор Леонид?
— Думаю, он ушел к себе, — не слишком уверенно произнесла Соня.
Но оказалось, что так и есть.
— Как тебе удалось его свалить? — все же спросила у Сони Мари, потому что ей полученные от Жюстена знания пока не удалось применить на практике.
— Я боялась за вас, — сказала Мари, — и не думала о том, как это делать. Помните, Жюстен объяснял: когда вас пытаются ударить, надо не мешать обидчику, а лишь помочь ему в движении, когда его удар проваливается в никуда… — Она засмущалась. — Может, я чего не поняла, но вашему бывшему жениху я и в самом деле не мешала. Почти.
— Днем пойдем с тобой в подвал, — с некоторой ревностью сказала Соня, — и ты попробуешь так же бросить меня. Мешки уже готовы?
— Не готовы, ваше сиятельство, все время так получается, что я занимаюсь другими делами. Например, вчера я мыла пол и потолок в детской комнате…
Соня понимала, что напрасно нападает на Мари. Сама весь день гоняет ее по своим поручениям. Но все же раздражение уходило медленно: как посмела эта простолюдинка усваивать искусство, которому обучали ее, аристократку?!
Мари поняла, что госпожа сердится из‑за того, что она кое‑чему научилась, и решила, что никогда не откроет ей свой секрет. Того, что по ночам ее обучал этому Жюстен. Ведь Мари не для себя изучала эту науку, а чтобы вот так, как сейчас, прийти на помощь княжне, какой бы похотливый самец ни осмелился на нее напасть.
С утра на улице опять шел дождь, но у обитателей особняка нашлась работа, чтобы не скучать. Соня и Мари продолжали обустраивать дом, Жан полностью пришел в себя и зачем‑то отправился в амбар.
— Пожалуй, мы не станем его сносить, а просто перестроим в конюшню, — сказал он, вернувшись. — Прежние хозяева, похоже, хранили в нем зерно, а нам для этого достаточно выгородить небольшой угол…
— Не понимаю, зачем нам зерно, — пробурчала Соня, разбирая столовые приборы, которые — в мешке! — опять передали им из дома Пабло Риччи.
То, что ей нравилось, она отодвигала в сторону, а Мари тут же отчищала потемневшие места и натирала мягкой тряпочкой.
— Затем, что мы заведем лошадку, на которой будем ездить на рынок или в лавку…
— Жан, а ты не увлекся? — остановила его Соня. — Мы сделаем здесь свое дело и вернемся в Дежансон…
Шастейль всплеснул руками, признавая ее правоту. Просто он не мог сидеть без дела и легко увлекался какой‑нибудь очередной идеей. Впрочем, тут же сам и стараясь воплотить ее в жизнь.
Их разговор прервало появление Разумовского, который вручил Соне какой‑то свиток.
— Что это? — не сразу поняла она.
— Это поручение, которое ты мне дала, — сказал Леонид. — И я его выполнил.
Он развернул бумагу и показал Соне начерченный план дома.
— Какой ты умница! — обрадовалась она.
— Меня этому учили, — сухо проговорил он. — Больше у тебя не будет никаких заданий? Торопись, а то завтра я уезжаю.
— Ты уезжаешь? — недоуменно переспросила Соня. — Но куда?
— Искать российское посольство, — ответил Леонид. — Я решил освободить тебя от своего присутствия.
Он немного помолчал, ожидая, наверное, что Соня станет его отговаривать, и с усилием проговорил:
— Ты обещала дать мне денег. Поверь, я все верну.
— Я и не сомневаюсь.
Она была смущена, понимая, что вынудила его принять это решение. Но что поделаешь, если Соня больше не разделяла его чувств.
— Кстати, что я не начертил, так это амбар. И правильно сделал, потому что, как я понял, вы все равно будете его перестраивать.
— Не знаю, — пожала плечами она. — Все зависит от того, как быстро придут телеги с бревнами.
— С бревнами? Ты хочешь сказать, что из Франции везут сюда бревна? Но зачем? Барселона — порт, здесь можно было бы найти любые бревна, что обошлось бы тебе гораздо дешевле.
Соня осеклась: она так и не научилась хранить тайну. Еще немного, и она выложила бы Разумовскому, зачем сюда везут бревна. Потому она и поторопилась объяснить:
— Это бревна ценной породы. Мы хотим… перестроить первый этаж. К тому же кое‑где прогнили потолочные балки… Я в этом не разбираюсь, но Жан говорит…
— Жан. Все время только о Жане и речь! Вначале я принял его за твоего возлюбленного, хотя он и в самом деле не приходит к тебе ночью… Но если это так, почему ты отвергаешь меня?
Он опять говорил с нею по‑русски, совершенно игнорируя присутствие самого Шастейля. Если он и не знал русского языка, то уж упоминание его имени не мог не слышать.
— Жан, — обратилась к нему Соня, — отнеси, пожалуйста, оставшиеся приборы к Пабло. Скажи, я отобрала для себя сколько нужно, остальное пусть возьмет обратно. И попеняй ему на то, что слишком уж он нас балует. В самом деле, мы и сами можем купить себе все, что нужно.
Шастейль взял мешочек и молча вышел. А Соня укоризненно взглянула на Леонида. Впрочем, смотри не смотри, он будет привязываться к Жану во всякое время, потому что, видите ли, двум медведям тесно в одной берлоге! Какой медведь из бедного врача?
— Ты никак не можешь согласиться, что между нами больше нет тех чувств, которые заставляют мужчину и женщину рука об руку идти к алтарю! — сердито сказала она. Соне казалось, что он и сам должен все понимать, а не требовать от нее повторять прописные истины.
— Ну и что же, все равно нам было неплохо вместе. Или ты хочешь меня обмануть и сказать, что это не так?
— Я не стану тебя обманывать, неплохо. Но «неплохо» еще не значит «хорошо».
— Это просто игра слов.
— Леонид, скажи, чего ты от меня хочешь?
Он воровато оглянулся, словно кто‑то стал бы их подслушивать, и схватил Соню за руки:
— Давай прогуляемся по твоему подворью.
— Но зачем…
— Я покажу тебе то, что на карту не занес.
— Мы могли бы потом…
