Томас Шерри - Идеальная пара
– Просто так не годится, вот и все. Я решила, что не должна позволять тебе особых вольностей, иначе я предам Фредди.
Камдена обуяла ярость. Надо же быть такой упрямой! Приподнявшись, он схватился за ворот пеньюара и разорвал его по всей длине.
– Вот! А если лорду Фредерику захочется сунуть нос не в свое дело, то ты сможешь ответить ему, что не позволяла мне никаких вольностей.
Джиджи прерывисто дышала, будто ей не хватало воздуха; ее судорожные вдохи перекрывали, глухой стрекот полуночников-сверчков в саду.
Тремейн снова опустился на нее; прикосновение к ней было ошеломляюще знакомым Джиджи и в то же время будоражило чем-то новым, словно и не было всех этих лет, словно сегодня шел второй день их медового месяца.
Какой же он дурак! Дурак, что пленился ею в первый раз. И дурак, что теперь вернулся обратно, прекрасно зная за собой слабину, которую силился перебороть все эти десять лет.
И теперь уже слишком поздно.
Растворившись в ее бархатистой нежности, дивясь тому, как с каждым вздохом приподнимается ее грудь, Камден осыпал жену поцелуями, не желая пропускать ни дюйма ее роскошного тела и отчаянно жаждая упиться ею допьяна.
Она уперлась ладонями в его плечи, но не оттолкнула, а только тихонько вскрикнула, когда он приник губами к ее шее. Мрачная тоска в его сердце немного рассеялась, хотя он понимал: безумие думать, что за этим стоит что-то, кроме безумия.
Он проложил поцелуями дорожку к ее подбородку, к нежной впадинке под губами – и остановился в нерешительности. Поцеловать ее сейчас в губы – значит, недвусмысленно дать понять, что она выйдет замуж за лорда Фредерика только через его труп.
Тремейн, чувствовал, как колотится ее сердце – быстро, лихорадочно, тревожно, вторя стуку в его груди. Хочет ли он пойти этой дорогой? Смеет ли? И что поджидает его на исходе, пути по широкой тропе безрассудства?
– Послушай меня, послушай… – проговорила она неожиданно. – Поверь, тебе нет смысла со мной спать. Вообще никакого. Я пользуюсь дамским колпачком. Я все время им пользовалась. У тебя нет ни малейшего шанса сделать мне ребенка, так что проще оставить меня в покое.
В шесть лет, расшалившись во время игры, Камден носился, по коридорам дедушкиного дома и с разбегу врезался в стену. В следующую секунду он уже лежал, распластавшись на полу, лежал, не в силах сообразить, что произошло. Сейчас он оказался в таком же состоянии. Он не знал, как понимать ее неожиданное признание. Действительно, почему она призналась?..
Камден заглянул жене в глаза. В сиянии луны они казались совершенно черными, как вода на дне глубокого колодца. А еще казалось, что в ее глазах бликами отражалось мерцание звезд.
– Тогда зачем об этом говорить? – пробормотал Камден. – Могла бы и дальше меня дурачить – это же в твоих интересах.
– Я больше так не могу, – ответила Джиджи со вздохом. – Ты, конечно, лишний раз убедишься, что не ошибся на мой счет. Но мне все равно. С меня хватит.
– Почему? – Он пробежался пальцами по ее роскошным волосам. Ни одна женщина не запомнилась ему своими волосами – а вот она запомнилась. – Почему ты на этот раз решила сказать правду?
Джиджи закрыла глаза и отвернулась.
Как ни странно, прикосновения его пальцев успокаивали. Пальцы его двигались уверенно и в то же время осторожно – вот они замешкались у виска, скользнули мимо уха к подбородку и, наконец, добрались до губ. Большой палец легонько придавил ее нижнюю губу, а затем замер.
Джиджи была совершенно сбита с толку реакцией мужа. Ведь она только что призналась в том, что снова его обманула, а он… Его прикосновения были нежными и ласковыми, и казалось, он нисколько на нее не сердился.
Тут Камден поцеловал мочку ее уха, затем поцеловал в подбородок, после чего принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи.
Джиджи по-прежнему лежала с закрытыми, глазами, и ей чудилось, что губы Камдена источали огонь, воспламеняя все, к чему прикасались, и порождая безумное желание, которое с каждым мгновением усиливалось, волнами разливаясь по всему телу.
Внезапно его губы сомкнулись вокруг ее соска, и Джиджи едва не задохнулась от наслаждения. Ей хотелось метаться по кровати, хотелось выгнуться дугой и громко закричать: «Еще!» Но она лишь судорожно вцепилась в простыню. Камден же, нащупав другой ее сосок, принялся легонько теребить его пальцами – и тут уж Джиджи, не сдержавшись, громко застонала.
Рука маркиза тем временем спустилась к ее бедру и, задержавшись ненадолго, развела в стороны ее ноги. Джиджи попыталась сомкнуть ноги, но стоило Камдену обвести языком вокруг ее соска, как она тут же забыла обо всем на свете.
А затем он нащупал ее потаенный вход – сделать это оказалось очень даже легко – следовало лишь отыскать источник влаги.
– Только скажи – и я перестану, – сказал Камден и тут же снова приник к ее соску.
Джиджи прекрасно понимала, что он собирался сделать. Он хотел извлечь дамский колпачок. Будь она в состоянии выражаться связно, она бы запротестовала. Но она сумела лишь тихо застонать. В следующее мгновение Камден вытащил колпачок и отбросил его в сторону.
– Теперь между нами ничего нет, – сказал он.
Джиджи в ужасе содрогнулась. Теперь все, абсолютно все принадлежало Камдену – ее чрево, ее будущее, вся ее жизнь! И вместе с тем ее накрыла волна всепоглощающего желания. Она жаждала, чтобы он ворвался в нее, овладел ею, заполнил ее, сметая все преграды.
Со стоном отчаяния Джиджи схватила мужа за плечи и привлекла к себе, впившись в его губы страстным поцелуем. Но Камден тотчас же отстранился и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал по-своему – осторожно, нежно, с любовью.
Джиджи еще шире раскинула ноги, и он вошел в нее, не прерывая поцелуя; плоть его была горяча и напориста. Она обвила ногами его бедра, понуждая действовать как можно энергичнее, но Камден опять поступил по-своему – он входил в нее медленно, неторопливо, одновременно целуя маковки ее грудей. Заставляя жену вымаливать каждый сладостный толчок, он доводил ее до неистовства, так что она металась по постели и извивалась, громко кричала и жалобно всхлипывала. И когда Джиджи, уже отчаявшись, решила, что вечно будет биться в лихорадке страсти и что эта сладостная пытка никогда не прекратится, Камден наконец-то отбросил сдержанность, и она с криком зашлась в экстазе.
Только бы время остановилось. Только бы никогда не расставаться с теплым кольцом его рук и блаженной негой их соития. Только бы весь мир сузился до размеров этой темной комнаты, пропитанной сладковато-мускусным запахом любовной близости и надежно отгороженной от завтра и послезавтра чудесной стеной ночи.
