Никола Корник - Талисман для графа
Был вечер пятого ноября, когда мистер Черчуард прибыл в Делаваль после долгого и трудного путешествия из Лондона. Темнело рано, а дождливая погода превратила дороги в трясину. Мистер Черчуард устал, был голоден, и его мучили неприятные предчувствия.
Подъехав к дому, он увидел на лугу огромный костер. Оранжевое пламя освещало пасмурное небо, а огненные искры, подхваченные холодным осенним ветром, разлетались в разные стороны. Уж не решились ли лорд и леди Селборн спалить имение, отчаявшись навести в нем порядок, с удивлением подумал мистер Черчуард.
Но тут он вспомнил, что это Ночь Гая Фокса.[11] Сердце у него упало, так как он посчитал себя самым подходящим человеком для того, чтобы быть брошенным в костер. Но он велел себе не трусить – не зря же проделал долгий путь из Лондона – и приказал, чтобы карета ехала на конный двор.
В амбаре, который находился позади конюшни, лорд и леди Селборн самолично проверяли заготовленное на зиму сено. Во всяком случае, таковы были их первоначальные намерения. Выпитый ими крепкий сухой сидр ударил в голову, и поэтому они шли, держась за руки. Роб с гордостью показал жене снопы сена – результат его упорного труда за последние месяцы. Он поднял Джемайму и забросил высоко на стог, чтобы она оценила, какое сено пахучее и пушистое. А затем и сам забрался туда же. То, что произошло потом, было неизбежно.
Джемайма услыхала стук колес экипажа по булыжнику двора и голоса. Она вывернулась из объятий мужа, села и высунула нос из-за двери амбара.
– Это мистер Черчуард, – прошептала она. – Что ему понадобилось? И зачем он приехал на ночь глядя?
– Чтобы застать нас на месте преступления, – усмехнулся Роб. Он спрыгнул вниз, помог слезть Джемайме и отряхнул сено с их одежды. Затем медленной походкой вышел на конный двор, чтобы поздороваться с гостем.
– Черчуард! Вот так сюрприз! – с улыбкой произнес он. – А мы празднуем Ночь Гая Фокса.
У мистера Черчуарда был настороженный и измученный вид.
– Добрый вечер, милорд, леди Селборн. – Он неловко поклонился. – Пожалуйста, простите, что я заранее не предупредил о своем приезде. У меня для вас весьма серьезные новости, милорд, имеющие отношение к завещанию вашей покойной бабушки…
Роб нахмурился. Джемайма взяла нотариуса под руку.
– Прошу в дом, мистер Черчуард. Вы, должно быть, устали с дороги, и вам нужно подкрепиться.
Но Черчуард был не в состоянии что-либо есть, не сообщив то, с чем приехал. Он прошел следом за хозяевами в кабинет, отказался сесть и обреченно посмотрел на них.
– Милорд, я приношу свои глубокие извинения. – Черчуард вытащил из сумки бумаги. – Я постарался приехать как можно скорее, чтобы вручить вам вот это. Я… – Он запнулся. – Я хотел уничтожить этот документ и сделать вид, что никогда его не получал, но… – он покачал головой, – я не смог.
Роб и Джемайма, услыхав такое ужасное признание, обменялись взглядами – вообразить, чтобы честный юрист Черчуард совершил подобный чудовищный поступок просто немыслимо!
Роб взял бумагу, развернул и быстро просмотрел.
– Но это завещание моей бабушки, Черчуард. Мы же знаем условия…
– Вторая страница, милорд! – с болью в голосе воскликнул нотариус.
Роб удивленно поднял бровь. Он перевернул страницу и прочитал: – «Если мой внук женится, тогда, разумеется, первостепенное значение имеют его брачные обеты, а, не обещание сохранять безбрачие. Я не желаю, чтобы условия моего завещания встали между Робертом и его невестой. Если он решит жениться, то я приветствую его здравый смысл. В наше время молодые люди часто проявляют печальную склонность к непостоянству…»
Роб замолк и посмотрел на Джемайму.
– Ох, Роб, – вздохнула она, – оказывается, существовала и вторая страница!
– Я очень сожалею, – сказал Черчуард, вытирая стекла очков о рукав сюртука. – Листок завалился за секретер… и я обнаружил его только сегодня утром… но, поскольку первая страница закончилась на такой решительной ноте, была заверена должным образом и тому подобное… – Он смущенно откашлялся. – Я очень сожалею, что раньше не заметил недостающей страницы. Как я мог совершить такую недопустимую оплошность…
Он замолчал, заметив, что ни граф, ни графиня Селборн не обращают на него ни малейшего внимания. Хотя они явно были потрясены, но смотрели только друг на друга с восторгом влюбленных. Мистер Черчуард понял, что его присутствие излишне.
– Сто дней! – Роб поморщился.
– О господи, именно так, – сказал мистер Черчуард.
– Роб, ты хочешь сказать – семьдесят пять, – уточнила Джемайма.
– Восемьдесят.
– Роберт, я уже тебе говорила, что это зависит от того, что ты подразумеваешь под безбрачием…
– А… – Мистер Черчуард перевел взгляд с одного на другого и, покраснев, сказал: – А… замечательно. Я вижу, что нет нужды более останавливаться на условиях завещания. Я дам распоряжения, чтобы деньги были выплачены…
– Спасибо, Черчуард, – сказал Роб, не сводя при этом глаз с жены. Он взял Джемайму за руку, их пальцы переплелись, и он прижал ее к себе.
– Очень хорошо. – Черчуард неуклюжим жестом запихал завещание вдовствующей графини обратно в сумку и застегнул замки. Руки у него дрожали. – Благодарю вас, лорд Селборн, леди Селборн.
– Я прикажу, чтобы вас проводили в вашу комнату, мистер Черчуард, – сказала Джемайма, не пытаясь освободиться из объятий Роба.
– Я сам найду дорогу, – заверил мистер Черчуард.
Ни его светлость, ни ее светлость ему не ответили, и, закрывая за собой дверь, Черчуард увидел, как Роб крепче прижал к себе жену. Он поспешил в прихожую. На пороге гостиной он разглядел фигуры мисс Экстон и Джека Джуэлла – они страстно целовались. Мистер Черчуард испуганно заморгал и устремился к парадной двери. Наверное, лучше перебраться на ночь в «Пеструшку», подумал он. Оставаться в Делавале ему было крайне неловко.
А у костра прыгали и кружились темные фигуры, и это веселье смахивало на вакханалию. Мистер Черчуард увидел леди Маргрит Экстон, которая, подобрав рукой юбки, отплясывала с… главным трубочистом.
– Боже милостивый! – воскликнул мистер Черчуард и поправил сползшие на нос очки. – Боже милостивый! В Делавале бушуют страсти! Все предаются любви… а вообще-то, – тут он улыбнулся, – это довольно занятно.
В кабинете Роб чуть-чуть ослабил объятия, и Джемайма перевела дыхание.
– Роб, какая клятва тебе больше нравится, – спросила Джемайма, – та, которую ты давал, чтобы получить бабушкино наследство, или та, что ты дал мне: любить и лелеять?
Роб приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
– Лелеять и обожать, – ответил он. – Ты мой талисман, и останешься им. Навсегда.
