Саманта Джеймс - Верное сердце
Он осторожно приоткрыл дверь, затем переступил через порог. Спальня была тускло освещена, однако несколько свечей все еще догорали в подсвечниках, рассеивая мрак.
Едва Гарет прикрыл за собой дверь, как сердце в его груди замерло. Постель оказалась пуста! О Господи! Гарет уже готов был взорваться. И куда только делась эта девчонка? Зря он и в самом деле не держал ее под замком!
В камин уже давно никто не подбрасывал дров, и догоравшие угольки в камине распространяли вокруг себя скудное тепло. Тут Гарет заметил ее. Она сидела перед самым камином, положив голову на руки и поджав под себя ноги, окруженные пышными складками юбок. Ее распущенные волосы напоминали сплошной черный поток, окутывая ее со всех сторон и падая густыми волнистыми прядями на пол. Рядом с ее рукой он заметил полупустой кубок. Ему хватило нескольких шагов, чтобы оказаться рядом со столиком. Едва он приподнял графин, как его брови тут же высоко взметнулись вверх. Он перевел взгляд с графина на Джиллиан и затем снова на графин. Гм… Она успела выпить достаточно вина… похоже, даже больше чем достаточно.
Мысли Гарета заходили по кругу, и он зло выругался себе под нос. Вот дьявол! Неужели ей пришлось подкреплять себя вином, чтобы провести с ним ночь? Эта мысль ему претила.
«А чего ты ожидал? – тут же раздался в его мозгу предостерегающий голос. – Ты едва ли мог сойти за нежного любовника. Неужели ты надеялся добиться ее расположения, когда между вами нет ничего, кроме взаимных обид и страха? Это не самое лучшее начало для семейной жизни».
Подумать только, он чуть не… Теперь ему оставалось только проклинать себя последними словами. Увы, как ни горько ему было в том признаваться, не было ничего удивительного в том, что она испытывала сейчас потребность в вине. Накануне он повел себя довольно запальчиво…
«Запальчиво? – поддразнил его все тот же голос, – Да это была настоящая буря!»
Однако Джиллиан удивила его. О да, она сильно его удивила.
Гарет очень сожалел о том, что у него не нашлось достаточно времени, чтобы поговорить с Робби и рассказать ему о переменах в своей жизни. Накануне из-за свадьбы, визита короля и главным образом из-за настойчивых попыток всех и каждого привлечь к себе его внимание у него едва хватало времени на раздумья. А когда перед самым началом праздничного пира он зашел в спальню сына, тот уже крепко спал. Позже он видел, как Джиллиан сидела с мальчиком у камина. Ее рука обнимала его за плечи, а Робби, смеясь, о чем-то рассказывал ей. Судя по всему, между ними уже возникла привязанность, и это явилось для него таким огромным облегчением, что все его прежние тревоги улетучились. Гарет знал, с какой неприязнью Джиллиан относилась к нему самому, и потому сомневался, примет ли она его сына. Однако это беспокойство оказалось напрасным. Совсем недавно она с необычайной мягкостью и состраданием обрабатывала его раны. Он почувствовал в ней доброту уже очень давно – в мягком прикосновении руки, когда лежал беспомощным на постели. Вряд ли такая женщина способна была отвергнуть его сына. И если они уже успели подружиться, то это, бесспорно, хороший знак. К тому времени когда ребенок появится на свет, все должно быть в порядке…
Ах да. Ребенок. Ребенок, которого им только предстояло зачать. Пока что он был доволен ею. Если бы только у него имелось в запасе чуть больше времени, чтобы завоевать ее доверие…
Он сделал глубокий медленный вдох. Совсем недавно она тоже просила его дать ей больше времени. Он отказал ей тогда – и теперь неожиданно для себя пожалел об этом! Иначе он бы сумел так или иначе заручиться ее доверием…
Бог свидетель, он бы никогда не убил ее. Никогда. А ее брат? Что сталось с Клифтоном? О нем до сих пор не было ничего известно. Быть может, когда страсти немного улягутся, Гарет пошлет кого-нибудь на поиски мальчика. Однако пробуждать в Джиллиан новую надежду пока не стоит.
Приблизившись к камину, он опустился на корточки рядом с Джиллиан, однако не стал к ней прикасаться, а долго смотрел на нее, свесив с колена крепкое запястье. Ее красота всегда поражала его, подобно удару меча в живот, лишая его способности дышать и рассуждать здраво.
Темные шелковистые ресницы дымчатого цвета отбрасывали тень на ее щеки. Вино придало ее губам сочный темно-малиновый оттенок. Одна капелька все еще оставалась на полноватой нижней губе, и отблеск пламени превращал ее в переливающуюся рубиновую бусинку. Рот был слегка приоткрыт, дыхание стало глубоким и ритмичным. Почти благоговейно Гарет провел пальцем по ее нежной щеке, смахнув каплю вина и поднеся палец к губам.
Тут ее глаза внезапно открылись, все еще слегка затуманенные дремотой и вином. Джиллиан зашевелилась.
– Гарет? – пробормотала она.
– Да? – отозвался он хрипло.
Тонкие пальцы Джиллиан коснулись уголка его рта – поразившая его ласка, от которой у него пошла кругом голова.
– Я кормила тебя, – прошептала она.
– Джиллиан… – Он произнес ее имя с несвойственной ему нерешительностью.
Она окинула взглядом черты его лица, словно видела его в первый раз. Сердце его бешено забилось, ибо он не заметил на ее лице ни страха, ни неприязни.
– Когда ты был болен, – теперь голос ее едва можно было расслышать, – я поила тебя… вот так.
Не успел он опомниться, как она наполнила свой рот вином из кубка. Сначала, положив руку ему на грудь, заставила его облокотиться и сама склонилась над ним, так что ее волосы опутали его шелковистой пеленой. Когда ее губы коснулись его, он приоткрыл рот. И как только он это сделал, струйка вина потекла из ее рта в его рот.
И тут его вдруг осенило. Гарет был потрясен и пристыжен сверх всякой меры тем, что она пошла на такие крайности, чтобы спасти его жизнь.
Это было похоже на сон. Господи Иисусе, это и впрямь было как сон… чувственный, сладострастный сон. Желание бурлило в его жилах, и он едва смог сдержать стон. Во всем виновато вино, подумал он. Это оно лишило ее самообладания, заставив выпустить чувства на свободу. И вместе с тем что-то внутри его воспарило на головокружительную высоту.
Не раз его руки судорожно сжимались и разжимались, и он едва удержался от порыва заключить ее в объятия и припасть к ее губам в бесконечно долгом поцелуе. Однако он не поддался этому порыву и не отстранился от нее. Ему вдруг показалось, что он сначала вознесся до небес, а потом рухнул обратно на землю. Соблазн взять то, что она предлагала ему с такой охотой, был слишком силен. Ибо в ней чувствовался некий скрытый огонь – тот самый огонь, который впервые дал о себе знать еще в ту ночь, когда они впервые поцеловались. О, она могла сколько угодно выплескивать на него свою ярость, изображая сопротивление. Однако она поневоле приоткрыла ему то, что пряталось за холодной как лед наружностью.
