Жюльетта Бенцони - Маньчжурская принцесса
– Я раскаиваюсь в том, что разрешил вам вернуться в эту квартиру, – бросил он. – Здесь вы не находитесь в безопасности.
– Я у себя дома, и это единственное место, где я чувствую себя хорошо.– Пусть так, но здесь вы одна. Где спит та девчушка, которая открыла мне дверь? Надеюсь, рядом с вами?
– Нет, этажом ниже, как и все другие мои слуги.
– Тем хуже, значит, и на нее не стоит рассчитывать. Придется прислать к вам Пенсона. Конечно, его общество будет для вас несколько утомительно, однако потрудитесь найти у себя в квартире местечко, где он сможет расположиться... Например, на этом вот канапе... или, может быть, вы предпочтете что-нибудь другое? Но, может быть, вы не нашли с ним общего языка?
– Я не найду его ни с кем...
– Но почему?
Веки ее, постоянно пребывавшие в полуопущенном состоянии, дрогнули и вдруг поднялись вверх. Ее огромные бездонные глаза смотрели теперь прямо в лицо комиссару, и ему показалось, что он растворяется в этом взгляде.
– Я не уверена, что вы это поймете.
– Так попробуйте объяснить, – воскликнул не на шутку уязвленный комиссар.
– Мне трудно выразить это словами... Я думаю, что если я хочу разоблачить убийцу моего мужа, мне лучше оставаться здесь и... быть одной!
Говоря это, Орхидея невольно наступила на самую больную мозоль комиссара. Ланжевен не терпел, когда кто-либо вторгался в сферу его компетенции, пытаясь тем самым подменить его.
– Вы сошли с ума! – воскликнул он, совершенно забыв о приличиях. – Искать убийцу моя забота. Не ваша, а моя! А если вы задумали осуществить изощренную месть в китайском духе, тут я вам не помощник. Вам следует уважать законы нашей страны. Если же вы выйдете за их рамки, тогда пеняйте на себя.
– Что вы хотите сказать?
– То, что, если вы заманите сюда убийцу, а затем прикончите его, как вы наверняка мечтаете, вам придется отвечать за это перед судом. Вы можете быть арестованы.
– Я уже думала об этом и, признаться, не боюсь. – Не заставляйте меня раскаиваться в том, что я не отправил вас в тюрьму сразу же после убийства вашего мужа!
Тут он увидел, что его угрозы не достигают цели, и сменил тактику.
– Мадам, – сказал он утомленным голосом, – я гораздо более осведомлен обо всем, что касается Китая, чем вы полагаете. Мне приходилось читать описания путешественников, и изречения китайских философов, и произведения поэтов. У одного из ваших мудрецов есть фраза, которую я никогда не забуду. Она гласит: «Так же, как вода, не задерживается надолго в горах, так и жажда мести не задерживается надолго в великом сердце». А у вас, поверьте мне, великое сердце.
– Я не слышала этого изречения, – проговорила Орхидея, озадаченная необычной эрудицией комиссара, – но я хорошенько поразмышляю над нею.
– Только не здесь! Отправляйтесь-ка лучше к генеральше! Я предупрежу Марсель, и о вашей безопасности там позаботятся.
– Я уже сказала, что поразмыслю над всем вами сказанным, господин комиссар. Так предоставьте мне для этого время! Но раз уж вы сослались на мудрость наших мыслителей, позвольте и мне процитировать вам мысль великого Конфуция: «Знать, что ты знаешь то, что ты знаешь, и что ты не знаешь того, чего ты не знаешь, в этом и состоит мудрость...» А теперь я желаю вам доброй ночи, господин комиссар.
Целый час после возвращения в свое бюро на набережной Орфевр Ланжевен тщетно пытался постичь скрытый смысл этого изречения, а также то, почему прекрасная принцесса его процитировала. Она что-то замышляет, понимал он, но что...
В тот вечер после отличного ужина, который она съела в одиночестве, сидя в своем салоне, Орхидея попросила Луизетту подать ей чаю.
Свернувшись калачиком в уютном кресле, Орхидея маленькими глоточками попивала свой излюбленный напиток, одновременно любуясь пылающими поленьями в камине, украшенном лепниной, в свое время приобретенной Эдуардом при распродаже имущества одного замка. Она любила смотреть на огонь, хотя в детстве редко имела такую возможность. Там, в императорском дворце отопление осуществлялось множеством встроенных в стены печей. Правда, ей приходилось смотреть на море факелов, которые занимались в Пекине во время праздников. Камины же, позволявшие наблюдать за тем, как в многоцветье языков пламени обугливаются свежие поленья, были для нее одним из самых ценных элементов европейской цивилизации.
В воцарившейся вокруг нее тишине Орхидея надолго застыла в неподвижности, с потерянным взглядом, с коленями, притиснутыми к животу, и руками, прижатыми к груди. Постепенно она выключилась из настоящего, воссоздав в душе атмосферу счастливых вечеров, когда вместе с Эдуардом они часами просиживали у огня, обнявшись и не говоря ни слова. И мало-помалу их телам передавался жар очага, а вместе с ним приходило желание, которое не надо было подстегивать. Тогда Эдуард изысканно и нежно начинал раздевать жену. Он делал это медленно, покрывая ласками и поцелуями каждый сантиметр ее обнаженной кожи. Он был потрясающе нежным, изобретательным и внимательным любовником, умевшим сдерживать взрыв своей страсти до того момента, когда сама Орхидея побуждала его испытывать это вместе с нею. Порой она брала инициативу на себя и проявляла при этом такое изощренное умение, которому позавидовали бы самые изощренные куртизанки. Но для китайской девушки из знатной семьи это было только нормально. Во дворце императрицы юных принцесс учили деликатному искусству удовлетворять прихоти супруга, которого в один прекрасный день им пошлет судьба.
На глаза ее набежали слезы, когда она подумала о том, что уже никогда не сможет испытать этих потрясающих изощренных ласк, которыми щедро одаривал ее супруг прямо на шелковистом ковре салона, на котором они потом отдыхали, изнуренные неистовыми любовными играми, среди разбросанных вокруг одежд. Что ж, теперь слово любить будет ассоциироваться для нее исключительно с прошлым.
Но вот слезы и усталость, накопившаяся в ней за сегодняшний день, сделали свое дело. Орхидея почувствовала, как под воздействием расслабляющего каминного тепла ее отпускает напряженность и горечь. Сама того не заметив, она провалилась в глубокий сон, умиротворивший на время ее душевные раны. Что ж, быть может, сон – лучшее прибежище для разбитых сердец?
– Просыпайся!
Резкий, повелительный голос прозвучал, как удар бича. Неожиданно выведенная из состояния безмятежного сна, Орхидея с трудом подняла отяжелевшие веки... и тут же опустила их, убежденная, что ей привиделся кошмарный сон. Тогда вновь раздался голос, еще более властный:– Я велела тебе проснуться! Когда я покончу с тобой, у тебя будет целая вечность для сна...
На этот раз Орхидея широко раскрыла глаза. То, что она увидела перед собой, действительно напоминало страшный сон. Увы, это была явь. Освещенная скупыми красноватыми отблесками затухающего камина, перед ней стояла Пион собственной персоной, и вид ее напоминал кобру, готовую ужалить. Сходство подчеркивалось длинным черным платьем, облегавшим ее с ног до треугольного подбородка. То, что этот костюм был европейским, ничего не меняло. В черных матовых зрачках читалось злорадное торжество, и по этому выражению глаз Орхидея сразу поняла, в каком состоянии пребывает ее старая знакомая по рискованным авантюрам. Однако резко и сразу проснувшись, Орхидея так же резко взяла себя в руки. Это позволило ей остаться бесстрастной, не проявив ни страха, ни удивления. Даже не шелохнувшись в своем кресле, она повелительным тоном обратилась к непрошенной гостье:
